— Вообще никаких, просто обознался, ребят, — улыбнулся я.

Тлела еще небольшая надежда, что этих слов хватит, и мы разойдемся. Однако каратисты оказались ребята агрессивные, они буквально искали приключений на свою пятую точку и еще, похоже, не знали, что жизнь — очень сложная штука. Многомерная.

— Х*ра ли ты свистишь, дебил?

— Ты че, борцов кент?

— Что у тебя на майке написано?

Как из рога изобилия посыпались провокационные вопросы, каждый старался блеснуть остроумием. Я прекрасно понимал, что как на них ни ответь, ответ все равно не удовлетворит оппонентов. Поэтому даже не стал заморачиваться. Огляделся, удостоверился, что кроме меня и каратистов никого рядом нет, а борцы с моими пацанами уже в здание зашли. И недолго думая достал из кармана ствол. Делать резких движений или наставлять оружие на вытянутой руке я не стал. Держал ствол прижатым к бедру, чтобы не светить пистолет больше, чем нужно. Аккуратненько пистолет с предохранителя снял. Следом с той же добродушной улыбочкой обозначил:

— На х*р валите, считаю до трех. Раз…

Напор у каратистов сразу иссяк. Они как языки проглотили, словно мыши, зачаровано смотрящие на змею. Пытались понять, что делать дальше. Холодное черное дуло ствола отнюдь не дружелюбно смотрело на спортсменов, диссонируя с моей улыбкой. Для пущей красноречивости ствол я все-таки поднял на них.

— Два, — твердо сказал я. — Два на ниточке не будет.

Этого хватило, чтобы каратисты бросились врассыпную. Конечно, пуля летит быстрее, но палить я и не собирался, даже для устрашения, раз пацаны так дали деру. На территории ментовского «Динамо» даже выстрел в воздух был бы сродни самоубийству. Дождавшись, когда каратисты разбегутся, я засунул пистолет обратно в карман. Свое дело эти ребята сделали, теперь могут отдыхать.

Ну и двинулся в здание «Динамо», чтобы присоединиться к остальным парням. Впереди-то намечалось серьезное выяснение отношений с борцами, пусть и в спортивном зале. Даже не так — слава богу, что в спортивном.

В зале я подробно объяснил Игнату и остальным, что наши надписи не несут никакого негатива. Просто мы, как бы так выразиться, представители одного вида спорта, решили выразить любовь к боксу. В общем, чесать пришлось на ходу, и, на удивление, борцы слушали то, что я им втюхиваю, и кивали. Они как узнали, что я с каратистами вась-вась, в принципе куда разговорчивее стали. Вряд ли испугались, тут не про то, скорее, какое-то уважение, что ли, появилось. А может, сыграло роль, что они перстни на наших пальцах рассмотрели — кто же его знает? Или так их впечатлил ствол…

Некоторые действительно периодически косили взглядом в сторону скамейки. Куда я, зайдя в зал, первым делом выложил из кармана ствол. Ну, обыкновенно, зашел, присел, чтобы обувь снять, и положил рядышком — кто ж на ковер борцовский обутым ходит? Бубнеж, который подняли Танк и Игнат, при виде пистолета мигом прекратился.

— Я так и думал, но при чем тут борьба тогда? — Игнат озадаченно почесал макушку. — У вас же на майках написано «борьба» и перечеркнуто? Это… оскорбительно, или как скажешь?

— Да это про другую борьбу. Не про вольную, — отмахнулся я.

— Про греко-римскую? — насупился мой собеседник, греко-римская и вольная считай рука об руку ходят.

— Про борьбу пролетариата, — я брякнул первое, что в голову пришло.

Дальше рассказал, что мы с парнями готовимся выступить на турнире по смешке. Там работают не только руками, но и ногами, да и вообще всеми частями тела, а бьют тоже куда придется. Потому и пришли в зал к борцам не просто так, а чтобы проверить, как нам с базой бокса удастся от борцовских проходов в ноги защититься.

— А-а-а, — понимающе протянул Игнат. — Так ты бы сразу и сказал, а то бокс, борьба — лучше, хуже. Какой-то протариат приплел.

— Пролетариат, — поправил я. — Просто мы не хотели, чтобы вы в поддавки с нами играли. Нам нужны условия, максимально приближенные к боевым, — пояснил я.