— Зелибоба сказал — в изолятор, по разным камерам развести, — пояснил дежурный.

— Приехал?

— Как же без него, такое веселье пропустить. Вон, напряг Игнатенко рапорт катать, через час ждет в своем кабинете.

Начальника здесь явно не любили, раз позволяли себе такие вещи говорить открыто, пусть и за его спиной.

— Ладно, давай этих товарищей в обезьянник, а твоих я сам в изолятор отведу… а чего «Черемухой» воняет, — опер принюхался, морщась.

— Але, начальники, может, с нами закончите, а там продолжите лясы точить? — вмешался Заур, поглядывая на меня. — А то от вашего базара уши вянут.

Опер ничего не ответил и повел троицу пошатывавшихся бандюков в изолятор, который, судя по всему, располагался в подвале ОВД. Дежурный снова обезьянник открыл, чтобы братву запустить.

— Заходим.

Кладбищенские зашли, руки через решетки сунули менту, чтобы браслеты снять. Дежурный на свое место вернулся, а братва сразу на меня внимание переключила. Я тяжело поднялся на ноги, чтобы не встречать пацанов с пола.

— Боец, че стряслось? — спросил Заур, принюхиваясь. — Чего у тебя так воняет?

Для того он и ментов поторопить пытался. Я коротко объяснился перед пацанами. Мол, так и так — ушлый следак захотел меня перед бойцами Карена в не лучшем свете выставить. Велел в обезьянник без наручников вести, это от взгляда армян не ушло, и они меня в стукачестве обвинили.

— Во мудила с Нижнего Тагила, зуб даю, что этот следак тебя хотел прессануть, чтобы признание выбить, — раздраженно сплюнул Заур, который, похоже, не очень-то жаловал ментов. — И чего, сильно тебя прижали, трое на одного, да? Козлы, блин…

Я отмахнулся — пустяк. Бывало и хуже, как говорится. Хотя удары братков я на своей шкуре почувствовал. День точно отлеживаться, да кто только даст такую невиданную роскошь.

— Молодец, что не стал говорить, — одобрительно кивнул Заур, устраиваясь на лавке. — У них на нас нет ничего. Демид все верно предугадал, чтобы мы на сходку пустые шли. Поэтому максимум, что они могут — нас на двое суток задержать для установления личности. Так что помаринуют и отпустят. А воняет здесь, конечно… блин, нельзя было, что ли, тут их оставить, а нас в изолятор отвести?

Вопрос был риторическим. Отвечать я не стал. Через некоторое время тут прибавилось еще наших пацанов. В камере начались разговоры — поднялось живое обсуждение происходящего, что даже дежурный пару раз прикрикивал. Пацаны замолкали, но не надолго, эмоции бурлили через край. Все сходились во мнении, что возбудить какое-либо дело у ментов на кладбищенских не выйдет. Скорее всего, они побеснуются, подержат народ, принципиальности ради, положенные двое суток да отпустят.

— Я слышал, Демид Игоревич и адвокату уже звонил, — с важным видом произнес стриженный амбал, который сегодня уже спрашивал у меня про армян. — Беспредела не будет.

Кто-то фыркнул, ухмыльнулся — мол, конечно, так и должно быть.

— А вот этим козлам крышка придет, — улыбаясь, заявил Заур. — Их считай с поличным взяли — тут тебе и незаконный оборот оружия, и покушение на убийство, и хрен его знает, что еще менты на них повесят, но одно ясно — поедут пацаны на зону чалиться.

Я был солидарен с таким мнением, полагая, что Карену и Яшке Кривому теперь не отвертеться, наломали мужики дров. И если это ловушка Демида, то наш бригадир — чертов гений.

Ближе к вечеру, когда опросы у следака закончились, в камеру пришли остальные братки. Начали готовиться ко сну. Спать в обезьяннике было той еще задачкой — никаких спальных мест тут нет, только одна-единственная лавка да грязный холодный пол. Заур на правах нашего старшего обратился к дежурному.