— Конечно, Милли, — с улыбкой ответила Дездемона.
— Мамочка, ты же сказала, что сегодня вечером будет царить раздражающее беспокойство, — напомнил Джулиан, маршируя, как солдат, вернувшийся с войны.
— Он превращается в попугая, — заметила его мать. — Я совершенно падаю духом после благоразумных разговоров с ним.
— Почему ты падаешь духом после благоразумных разговоров со мной, мамочка? Я знаю много больших слов.
— Ты знаешь их как попугай.
— Фу-у, чушь! — ответил Джулиан.
— О боже, я сказала это неделю назад, и он никак не забудет!
Алекс открыл рот и улыбнулся, показывая зубки.
Здание Плюща — старейшая постройка Университета Чабба, которому почти исполнилось триста лет. Это сооружение из красного кирпича, возведенное в 1725 году, прежде вмещало учебные аудитории, однако последнюю сотню лет служило исключительно для проведения важных мероприятий. До прихода на должность президента Чабба Моусона Макинтоша, более известного как ММ, обстановка там была практически спартанская: исцарапанные деревянные скамьи и длинные столы. Обладая истинным талантом по сбору денежных средств, ММ убедил семейство Уикен пожертвовать внушительную сумму на новую обстановку Здания Плюща; теперь там стояли красивые обеденные столы и обитые стулья из красного дерева.
Стены между огромными, от пола до потолка, окнами в георгианском стиле украшали бесценные фламандские гобелены, местами висели панорамные картины с пейзажами. Дубовый пол сиял, а начищенный до блеска помост выгодно выделял главный стол.
Официальным поводом для устройства этого банкета был уход на пенсию нынешнего главы Издательства Чабба и передача его полномочий преемнику. Как человек, ответственный за работу ИЧ, стал зваться деканом, для большинства покрылось тайной веков; на самом деле этот факт вел летоисчисление от 1819 года — года основания издательства — и отражал основные принципы университета. Сегодня вечером чествовали еще одну дату, связанную с ИЧ, — его 150-летие. По такому поводу на столах лежали красивые, украшенные цифрой 150 салфетки, созданные дизайнерской фирмой «Имаджинекс» и являющиеся собственно детищем Давины Танбалл, которая на этом не остановилась: в зале висело несколько праздничных растяжек в серебряных и золотых цветах, и их даже самые консервативные из ученых не сочли бы проявлением дурного вкуса.
В зале стояло четыре стола, украшенных все той же цифрой 150, сделанной из металла в неком подобии вазы. Главный стол располагался на помосте в дальнем конце зала, три остальных — ниже, друг за другом, создавая ощущение иерархии, ведь главный предполагался для самых высокопоставленных приглашенных, потом шел стол для представителей университета, затем — стол издательства и, наконец, дальше всего от помоста и ближе к выходу, — стол для высокопоставленных чиновников Холломена.
Каждый стол вмещал девять пар, а значит, в целом должно было собраться семьдесят два человека, большинство из которых и не хотели бы прийти, да не смогли отказаться. Невольная демонстрация себя перед массой народа и произношение речей составляли негативную сторону пребывания здесь, в то время как вкусная еда, сравнительно удобные стулья и возможность перекинуться парой слов со старыми друзьями — позитивную. Традиция требовала, чтобы облачены в академические мантии были все мужчины, а из женщин — только те, кто работал в Чаббе в данный момент. Капитаны полиции Кармайн Дельмонико и Фернандо Васкес считали свое здесь присутствие пустой тратой времени.
— Кто бы ни планировал рассадку гостей, он все же допустил крупную ошибку, — заметил комиссар Джон Сильвестри, помогая устроиться своей еще не утратившей следы былой красоты жене и усаживаясь рядом с ней. — Они посадили Нейта Уинтропа за главный стол, а Дуга Твайтеса внизу. Боже, они об этом пожалеют!
Кармайн, кому эта ремарка и предназначалась, улыбнулся своему начальнику.
— Им не хватает Делии, — ответил он.
— Мы можем ее одолжить, за тысячу долларов в час.
— Нет, не можем. Эм — Эм ее переманит.
— Эм — Эм не возрадуется, когда увидит, что за его столом есть Нейт, но нет Дуга, — добавил прокурор округа, Хорас Пинкертон. — Да, Марсия, я попробую раздобыть для тебя дополнительную подушку. Они никогда не думают о невысоких людях, — сказал он Фернандо Васкесу.
— Как и о высоких, — ответил Фернандо, кивая головой на двухметрового Манфреда Мейю, секретаря городского совета Холломена, бывшего знаменитого баскетболиста. Его жена, естественно, была чуть выше полутора метров. Понадобилась еще одна подушка!