— Были ли подозрительные смерти в Калтехе? — спросила Делия.

— Две. Один застрелен, второго сбила машина. Я заподозрила только потому, что Джон был достаточно откровенен.

— Ему повезло остаться тогда в живых, — сказал Кармайн.

— Нет, тогда он не представлял для Джима опасности; однако Джим решил, что пришла пора разорвать отношения.

— Они продолжали быть на связи?

— Время от времени, но увиделись, только когда Джон приехал к Танбаллам. Не знаю, о чем они говорили, пока Джим провожал его до машины тем вечером, когда Джон навестил нас на Стейт — стрит, но Джим почему — то больше не был уверен в сохранности своих тайн. Я понимала, чем это грозит, но могла только заявить о пропаже тетродотоксина. Я никогда не предавала Джима, а мое заявление в первую очередь должно было привлечь к нему внимание полиции. А потом его измена оборвала все наши связи, и духовные, и физические.

— Были убийства в Чикаго? — спросила Делия.

— Скорее всего, но я не была в них посвящена.

— Ты можешь пролить свет на срыв Джона Холла после вашего с Джимом отъезда в Лос — Анджелес? — поинтересовалась Делия.

— Он был в депрессии, но какой — то Франкенштейн психиатрии устроил ему электрошоковую терапию. Какое варварство! Она разрушает столько нейронов. — В Милли заговорил нейробиолог. — Прошли годы, прежде чем он смог окончательно оправиться и сделать нечто большее, чем просто прибиться к Уиндоверу Холлу. Как я уже говорила, они с Джимом время от времени переписывались.

— Значит, ты знала, что твой муж украл тетродотоксин с целью совершения убийства, — резюмировал Кармайн.

Милли опять съежилась.

— Нет, сначала я об этом не подумала! Я считала, он украл его, чтобы использовать в своей работе, — он со мной постоянно так поступал. — В ее глазах вспыхнул гнев. — Именно поэтому я решила преподать ему урок, заявив о краже. Джиму пришлось бы признаться, что он ворует у собственной жены. — Плечи Милли поникли. — Потом умер Джон, а на следующий день — Тинкерман. Я поняла, что Джим украл тетродотоксин для совершения убийств, и оказалась в ловушке.

— Ты немного противоречишь самой себе, Милли, — сказала Делия. — Ты заявила о пропаже яда, чтобы удержать мужа от дальнейших краж вашей работы или от убийств?

— Я не уверена! — воскликнула она. — Как я могу быть уверена? Я не в себе с тех пор, как увидела того ребенка. Я — просто ком противоречивых чувств и… и… я не знаю, бешенства! Он обманул меня! С моего пятнадцатилетия я отдала ему все, а он даже не смог удержать свой член в штанах!

— Давайте сделаем перерыв на кофе, — предложил Кармайн.

Вместо перерыва на кофе Кармайн, терзаемый такими же противоречивыми чувствами, как и Милли, мерил шагами двор. Что — то не так; он, по крайней мере, уверен, что Милли не настолько не в своем уме, как хочет показать. Может, с помощью собственного цинизма Кармайн пытается ослабить влияние родственных чувств? Убийство, совершенное в невменяемом состоянии, может произойти даже в таком маленьком городке, как Холломен, но, согласно опыту Кармайна, такие преступники действительно безумны, и никто не способен усомниться в их душевном расстройстве. С Милли дело обстояло иначе. В сказанном ею скорее присутствовала логичность, а не мысленный разброд, и все сводилось к необузданному бешенству. Может ли необузданное бешенство считаться доказательством невменяемости?

Кармайн вернулся в допросную, чтобы задать другие вопросы.

— Расскажи мне все, что ты знаешь или подозреваешь о причинах, приведших Тинкермана к смерти, — сказал он Милли.

Она пустилась в рассуждения.