— Справлюсь, — успел бросить в ответ Рустам прежде, чем её отец показался под фонарём, внимательно изучая того, кто стоял рядом с дочерью.

— Привет, пап, — произнесла первой Гущина.

— Добрый вечер, — кивнул мужчина средних лет, по-прежнему глядя на Тедеева.

— Рустам, — протянул ему левую руку тот.

— Дмитрий Александрович.

Крепкое рукопожатие и зрительный контакт.

— Мы с Вашей дочерью как раз любовались красотой звёздного неба, — заговорил Рустам, понимая, что пауза затягивается. От него явно чего-то ожидали. — Я объяснял ей, как найти Кассиопею.

Не сдержав улыбки, Василиса незаметно пнула его ботинком — справится, ага, как же!

— Не сомневаюсь, что по основам астрономии у Вас крепкая пятёрка, ведь теорию дочь оценила. — Дмитрий Александрович улыбнулся краешком губы: хитёр, остёр, а вот насколько умён — ещё предстояло выяснить. — А что до практики: мне не понравилось.

Гущина опешила от фразы отца. Где та лёгкость, с которой общался с людьми?

— Тренировались мало, — парировал Рустам, окончательно добив растерянную девушку.

Он из ума выжил, что ли? Вася была готова провалиться сквозь землю, но голос Тедеева продолжил:

— Хочется верить, что тёплая погода и пара Медведиц позволят исправить этот недостаток.

— Я смотрю, Вы — любитель астрономии. Прямо Коперник.

На языке крутилось ещё много фразочек, которые мог бросить в ответ, но всё же решил свернуть театр одного актёра. Вряд ли отец Васи оценит дерзость.

— Я бы охотно согласился, — улыбнулся Рустам, — в смысле, сравнить себя с Коперником. Но, чувствую, если продолжу, инквизиция в Вашем лице с удовольствием отправит меня на костёр.

Губы мужчины наконец растянулись в улыбке. Лицо расслабилось, а глаза утратили подозрительный прищур, который делал Гущина похожим на строгого отца, следящего за каждым неправомерным шагом дочери.

— Боюсь, в этом случае другая инквизиция, — он тепло посмотрел на Васю, — отправит меня туда же вслед за Вами.

Они негромко рассмеялись, бесповоротно рассеяв напряжение, висевшее в воздухе.

— Рустам уже уходит, пап, — вмешалась наконец в их донельзя странный диалог Василиса, где, казалось, была третьей лишней. — Уже поздно.