А было ему шестнадцать лет.
Предмет его любви — четырнадцатилетняя девушка с наливающейся грудью и глазами как у газели. Она была длиннонога и легка в движениях, как ветер, а еще очень нежная и добрая. Причиной его несчастья было то, что Марит принадлежала к дому Серофии, а сам Абрам — к дому Талиты. Их семьи враждовали уже два столетия, об их взаимной ненависти ходили легенды. Если бы кто-нибудь узнал о тайной запретной любви Абрама к Марит, его бы на глазах у всех унизили и прокляли, избили, заперли в четырех стенах, лишили пищи, а может быть, даже и кастрировали. По крайней мере, такие картины рисовало Абраму его молодое воображение.
Но он не мог забыть то, что сказал ему его авва, Юбаль, три года назад, когда Абрам с испугом заметил некоторые изменения в своем организме: «Жизнь трудна, мальчик. Это ежедневный труд, полный боли и страданий. Поэтому Богиня в своей мудрости даровала нам наслаждение, которое возмещает нам все наши горести. Она сделала так, чтобы мужчина и женщина могли наслаждаться друг другом, забывая о своих печалях. Поэтому, мальчик, если тебя посетит желание, наслаждайся при первой удобной возможности, потому что этого ждет от всех нас Мать».
Юбаль, очевидно, был прав, потому что Абраму казалось, что обитатели Места у Неиссякаемого Источника только этим и были озабочены. Они сходились, заводили семью, а потом разрывали отношения. И начинали сначала. Честные обыватели, любившие посплетничать, садились вокруг бочек с пивом и бились об заклад на то, сколько продлятся отношения той или другой пары, или кто из чьей хижины попытается незаметно выскользнуть. Иногда отношения разрывались по взаимному согласию, но чаще всего они приедались кому-то одному, и тот уходил. И тогда разгоралась вражда, особенно если был повод для ревности. Все до сих пор вспоминали тот день, когда повитуха Ли застала изготовителя стрел Урию с одной из Луковых Сестер. Ли тут же оттаскала женщину за волосы, а Урию ошпарила кипятком. Изготовитель стрел бежал из селения и больше никогда туда не возвращался. Однако бывали и такие редкие случаи, когда мужчина и женщина оставались вместе на всю жизнь — подобным примером служили его мать и авва — и именно так он представлял себя и прелестную Марит: вечно влюбленными друг в друга.
Стоя под затененной площадкой наверху башни — травяной навес был весьма кстати, потому что уже настало лето и дни становились все жарче — Абрам глубоко вдыхал свежий утренний воздух, надеясь охладить свой жар, чтобы сосредоточиться на своем занятии — высматривать на холмах и в лощинах признаки приближения кочевников. Он хотел хорошо выполнять свою работу. Год назад, когда кочевники налетели на них с востока, их никто не предупредил. Они зверски зарезали его мать и увезли его сестер. После этого авва построил башню, с которой Абрам должен был вести наблюдение, чтобы предупредить о возможном нападении.
Они нападали не каждый год, и предсказать время их появления было невозможно. Это были дикие племена, обитавшие по ту сторону восточных гор и промышлявшие охотой и грабежом. Никто не знал, кто они и как живут, потому что никто ни разу не осмелился пойти по их следам после очередного набега. Но кое-какие слухи ходили. Говорили, что налетчики питаются камнями и песком, что у них нет своих женщин, поэтому, чтобы их выжить, они похищают женщин из других племен. Во сне их души могут выходить из тела. А еще это оборотни, которые часто прокрадываются к селению у Неиссякаемого Источника в образе ворон или крыс. Они также поедают своих мертвецов.
Поэтому очень важно быть бдительным. Однако не так-то просто все время смотреть на горизонт, высматривая кочевников, или искать воров в виноградниках, особенно если никак не удается не думать о Марит и не вспоминать восхитительный сон, который приснился ему прошлой ночью. Он был уверен, что ни один мужчина никогда так не изнывал от желания. Даже его авва, Юбаль, который при всех рыдал над мертвой матерью Абрама и говорил, что она была единственной женщиной, которую он любил.
Мальчик расправил плечи и стал наблюдать.
Над восточными горами уже розовело небо, и поселение, называвшееся Местом у Неиссякаемого Источника, лежавшее в половине дня пути на запад от реки, которую люди прозвали Иордан (что означало «спускающаяся», потому что она текла с севера на юг) — медленно просыпалось в рассветной дымке. Весело горели костры, на которых готовили пищу, воздух наполнялся ароматами печеного хлеба и жареного мяса, слышались сердитые, радостные, удивленные и нетерпеливые голоса. С того места, где стоял Абрам, ему были видны не только виноградник его аввы и ячменные поля Серофии, а также оливковые рощи, гранатовые сады и ряды финиковых пальм — ему было прекрасно видно все большое поселение, где около двух тысяч душ обитали в домах из кирпича и глины, травяных шатрах и палатках из козьих шкур или спали просто на земле, укрывшись меховыми шкурами, положив под головы свои нехитрые пожитки.
Если одни жили здесь постоянно, то другие пришли лишь вчера, чтобы на следующий день уйти, когда придут новые, чтобы также назавтра уйти. Люди приходили в Место у Неиссякаемого Источника, чтобы обменять обсидиан на соль, ракушки каури на льняное семя, зеленый малахит на полотно, пиво на вино и мясо — на хлеб. И посередине этого человеческого муравейника, раскинувшего, подобно паучьим ногам, длинные оросительные каналы, бурлил неиссякаемый источник с вкусной водой, из которого даже сейчас, на рассвете, девушки и женщины черпали корзинами и калебасами воду.
Абрам беспокойно вздыхал. Среди них нет ни одной женщины, которая была бы так же красива и пленительна, как его возлюбленная Марит.
Как и большинство своих ровесников, Абрам имел кое-какой сексуальный опыт. Однако с Марит у него ничего такого не было. За всю жизнь, что они прожили в соседних владениях, они не обменялись и единым словом. Он не сомневался, что, если попытается хотя бы заговорить с ней, его бабушка убьет его на месте.
Абрам сожалел, что живет не в Старые Времена, которые, как ему казалось, были гораздо лучше теперешних. Ему нравилось слушать рассказы о предках — не о Талите и Серофии, а об очень далеких предках, когда его народ кочевал с места на место, все жили одним большим племенем и мужчины с женщинами предавались плотским утехам с кем пожелают. Но они уже давно перестали кочевать большими кланами и теперь живут маленькими семьями в одном доме на одном клочке земли, и почему-то думают, что те, кто живет в этом месте, лучше тех, кто живет в другом. «Вино Юбаля по вкусу напоминает ослиную мочу», — всегда говорил Молок, авва Марит. «Молок выжал свое пиво из кабаньих яиц», — отвечал на это авва Абрама, Юбаль. И нет чтобы высказать это друг другу в лицо. Члены семейств Талиты и Серофии вот уже на протяжении нескольких поколений не разговаривают друг с другом.
Поэтому можно было не сомневаться в том, что никогда и ни за что мальчику из одного дома и девочке из другого не позволят соединиться.
Абрам считал, что это несправедливо. Ссору затеяли предки, а не он. И они отвечали за свои поступки. А Абрам живет здесь и сейчас. Он мечтал о том, как они убегут вместе с Марит (как только он найдет способ заговорить с ней), и он увезет ее далеко от своих виноградников и ее ячменного поля, далеко от их селения, и они будут вместе странствовать по свету. Потому что он родился мечтателем с беспокойной душой и ищущим умом. Если бы он родился в другое время, то стал бы астрономом или исследователем, изобретателем или ученым. Но телескопы и корабли, металлургия и алфавит, даже колесо и домашние животные никому еще даже не снились.
Отвязав ячменную лепешку, он отломил от нее кусочек и, прожевывая хлеб, обратил свой взгляд в сторону неказистых строений из глины и кирпича, теснившихся на краю ячменного поля Серофии — там были гумно, сарай, в котором бродили ячменные зерна, и дом, в котором жила семья Марит, — и тоскливо вздохнул, чувствуя, как пожирающий его огонь вновь разгорается ярким пламенем, потому что он не знает, как Марит относится к нему.
Порой ему казалось, что он ловит на себе ее взгляд. Всего несколько недель назад, на праздновании весеннего равноденствия, она внезапно отвернулась, и ее щеки вспыхнули румянцем. Можно ли считать это добрым знаком? Означает ли это, что она разделяет его чувства? Если бы только он мог узнать!
И, пока над далекими горами всходило солнце, Абрам внимательно осматривал поселение, надеясь увидеть Марит, — он верил, что если он увидит ее хотя бы мельком в этот ранний час, то это будет добрым знаком и день сложится удачно. Но он увидел только толстую Кочаву, которая гналась с палкой за своими детьми; двух каменщиков, которые громко спорили за бочкой с пивом (видимо, они пили всю ночь); зубодера Энока и повитуху Ли, которые торопливо совокуплялись под деревом. Чуть дальше он увидел, как рыбак Даган с жалким видом выбирается из хижины Махалии, а вслед за ним летят его пожитки. Последний месяц Даган жил с Зивой, а за месяц до этого — с Анат.
Абрам гадал, чем же Даган так быстро надоедает женщинам, что они его выгоняют. Бедный Даган — разве может мужчина прожить без женщины и ее дома?
Потом Абрам увидел нечто, что вызвало у него громкий смех. Вон идет сумасшедший Намир и тащит очередных подопытных коз. Два года назад Намиру стукнуло в голову, что, вместо того чтобы охотиться за козами в горах, легче привести несколько живых коз домой и держать их в загоне, пока не понадобится резать их или торговать ими. Поэтому он и его племянники пошли в горы и привели оттуда коз. Но так как они хотели, чтобы стадо размножалось, то отлавливали только самок, а самцов не трогали. А через год козы перестали давать потомство, и остатки стада пришлось зарезать или продать. Но, невзирая на дружные насмешки соседей, Намир продолжал осуществлять свой план. «В конце концов, — говорил он друзьям за бочкой пива, — ведь размножаются же козы в горах, почему бы им не делать этого у меня в загоне?» Поэтому он снова отправился в горы, отловил еще несколько коз и привел их в загон, огороженный палками, ветками и кустарником. На этот раз ни одна из коз не принесла козлят, пленниц и не съели, и не продали. И вот он опять идет, полный решимости добиться успеха, а позади тащатся его смущенные племянники и несут на длинных шестах бьющихся и блеющих коз. Сквозь поднимающиеся клубы дыма Абрам видел четырех мужчин, которые сидели за чаном пива под деревьями, делали оскорбительные замечания в адрес Намира и спорили, сколько протянет это стадо.