Мэтью понятия не имел. Он не принял ни одного самостоятельного решения в своей жизни. Даже в детстве, когда за него решала мать, она сначала советовалась с кристаллом.
— А если интуиция подсказывает вам прямо противоположное? — добивалась Эммелин.
— Стыдно признаться, но интуиция, как и воля, у меня слабая. В детстве братья всегда верховодили мной. Когда подрос, то во всем подражал своим сверстникам. Боюсь, я — ведомый, мисс Фитциммонс, и всегда иду туда, куда ведут меня за собой такие лидеры, как Амос Тайс или хотя бы Камень. — При желтом свете фонаря он заметил, какие янтарные у нее глаза. — А как бы поступили вы, мисс Фитциммонс? — спросил он, чувствуя, как ком подступает к горлу от страха услышать ответ. Только сейчас, в этот решающий момент, он осознал, насколько глубоки его чувства к мисс Фитциммонс.
— Мне очень удобно путешествовать с вами, доктор Лайвли, — ответила она тихо, — и, мне кажется, мы неплохо сработались. Если сейчас я с вами расстанусь, то вряд ли смогу найти столь же приятного мне спутника, который пригласил бы меня ехать с ним. Поэтому я поеду туда, куда поедете вы, доктор Лайвли.
У Мэтью бешено колотилось сердце. Он сглотнул и облизал губы.
— Мисс Фитциммонс, — быстро сказал он, — я должен вам кое-что сказать…
— Эй, вы, там! — послышался голос из темноты. И они увидели Силаса Уинслоу, который подходил к ним своей вальяжной походкой в сдвинутом на лоб котелке. — Я не поеду с Тайсом, мисс Фитциммонс, — сказал он, намеренно не замечая Мэтью, своего соперника в борьбе за расположение Эммелин. — Я еду на север с новой группой, которая формируется сейчас под началом Стивена Коллинзуорта. Если вам не с кем ехать, я почту за счастье сопровождать вас до Орегона. — Он театрально прижал ладонь к груди. — И я гарантирую вам, моя дорогая мисс Фитциммонс, что, пока вы будете находиться под моей защитой, вы встретите самое джентльменское отношение.
Эммелин лишь моргала в ответ, когда же она открыла рот, чтобы ответить, до них внезапно донеслись крики.
— Доктор Лайвли! — кричал кто-то. — Доктор Лайвли! Джо Стриклэнд здорово поранился!
Погонщик лежал у себя в повозке в полубессознательном состоянии и стонал от боли. Мэтью объяснили, что ногу ему отдавил взбрыкнувший вол, который никак не давал себя запрячь. Даже самому неопытному человеку с первого взгляда стало бы ясно, что у Джо серьезные неприятности. Сквозь кожу проступала кость, и, хотя кровотечение прекратилось, пальцы ног уже приобрели жуткий багровый оттенок. С помощью Эммелин Мэтью промыл рану, приложил мазь и обмотал ее чистыми бинтами. Когда он попытался вправить выпирающую кость, Джо вскрикнул и погрузился в беспамятство. Лицо его нехорошо посерело, он покрылся потом. Джо ехал один, так что Эммелин вызвалась ухаживать за ним.
Та ночь была решающей. Они разделились на несколько групп: кто-то из тех, кто прежде был под началом Тайса, решил ехать с Коллинзуортом по северной дороге, новенькие из недавно прибывших обозов выбрали короткий маршрут под предводительством Тайса. Силас Уинслоу, который был без ума от мисс Фитциммонс, решил в конце концов ехать вместе с Тайсом.
Они попрощались с теми, кто путешествовал вместе с ними от Миссури, до встречи в Орегоне. Хотя к группе Тайса присоединились новенькие, со своими повозками, скотом женами и детьми, все же она значительно уменьшилась: теперь в нее входило всего тридцать пять повозок, шестьдесят девять мужчин, тридцать две женщины, семьдесят один ребенок и триста голов крупного рогатого скота и лошадей.
Они были полны оптимизма, проезжая мимо рек, в которых плескалась форель, лугов, сплошь покрытых дикими цветами, и густых осиновых и ивовых рощ. Теперь они чувствовали себя сильнее, потому что в их группу влилась «новая кровь», — вновь прибывшие попутчики, более сильные и здоровые. Но Мэтью Лайвли одолевали дурные предчувствия; что-то было не так — он никак не мог понять что. Было ли тому причиной предсказание его матери? Однако свои сомнения он держал при себе. Остальные, по всей видимости, считали, что Тайс здорово все придумал, и не падали духом.
Идиллия продлилась недолго.
Через несколько дней довольно спокойного пути обоз подошел к горам Уосатч, гряде высоких, покрытых снегом вершин и глубоких каньонов. Склоны каньонов заросли ивой, густыми кустарниками с дикой ягодой, толстыми тополями, кленом и ольхой, речное русло было узкое и завалено валунами. Для того чтобы расчистить дорогу, понадобились усилия всех крепких мужчин в группе.
Вооружившись топорами, цепями и лопатами, они прорубали себе путь сквозь ивы, тополя, ольху и клен. Каждую ночь мужчины падали в изнеможении на свои одеяла, а женщины лечили волдыри и ссадины своих мужей, братьев и сыновей мазями и ободряющими словами. По крайней мере, у нас есть вода, сказал Тайс, а у скотины трава. Кроме того, у них были целые тучи москитов и слепней.
Учитывая, что продвигались они со скоростью всего пять миль в день, им, в конечном счете, пришлось запрягать волов попарно, чтобы перетащить повозки через вершину Уосатч; когда же переселенцы спустились со склона, перед ними предстало грозное препятствие: пустыня Большого Соленого Озера.
По ночам в лагере уже не царило оживление, теперь над ними стояла отрезвляющая тишина. Днем они передвигались с небольшой скоростью, потому что пустыня раскалялась и жара становилась невыносимой. Их задерживало то, что из-за полученных в горах Уосатч травм мало кто из мужчин был в состоянии впрягать и распрягать волов, и они были вынуждены делать частые остановки. И пока женщины переживали за своих мужчин, нога Джо Стриклэнда начала гноиться, несмотря на все старания Эммелин, Амоса Тайса терзали свои тайные опасения — они не укладывались в расписание. Там, впереди, была сьерра и угроза снегопада.
Они тащились вдоль русла обмелевшего озера под безжалостными лучами палящего солнца. Жара становилась невыносимой, как в печке, у людей было такое чувство, будто они попали в ад. Они смачивали языки животным, потому что эта засушливая местность была настолько обезвоженной, что они опасались, как бы волы и прочая скотина не взбесились от жажды. Это была бесплодная солончаковая пустошь, в которой они не встретили ни одного живого существа. В волнах раскаленного воздуха идущие впереди повозки казались гигантскими. Далекие горы, казалось, плавали в воздухе. Шар полуденного солнца молотом стучал в висках. На закате тени становились необыкновенно длинными. Ночной воздух пощипывал через одеяла холодными клещами. Дети плакали, скотина мычала. Равнинный грунт был настолько плотным, что копыта животных не оставляли следов на твердой соляной и щелочной корке, но, добравшись до середины пустыни, они обнаружили там мелкое озерце, щелочь в котором превратилась в кашу. Идти по нему было все равно что пробираться через блюдо с овсянкой. Ступать нужно было осторожно, успевая выдернуть ногу из трясины. Ноги, как цементом, оказались покрыты клейкой грязью, грязь облепила тележные колеса, волы стали спотыкаться.
Но переселенцы упорно двигались вперед сквозь это пекло — истомленные жаждой, истекая потом. Нога Джо Стриклэнда гноилась все больше. Бедный погонщик был измучен лихорадкой, и Эммелин всю дорогу держала голову Джо у себя на коленях, пока они ехали в фургоне Хэммерсмитов. Остальные тоже начинали хворать, но старались держаться, потому что знали, что остановка равносильна гибели.