Артём и Вероника неожиданно отказались ехать к речке. Влюбленный милиционер уболтал боевую блондинку на вечернее свидание. Вероника, похоже, сильными чувствами к нему не пылала. Она относилась к Артёму просто, по-дружески. Но в беседке с ним вечером посидеть согласилась. Ей, как и каждой девушке, нравилось внимание поклонников. Поэтому парочка осталась в пионерлагере, и только помахала нам из беседки, когда машины выезжали из лагеря.
Усаживаюсь рядом с Пашкой и Ваней. Они подвигаются, освобождая мне место.
Мальцев перебирает гитарные струны, и негромко напевает:
— Серый, — поморщился я, — ну к чему эта пошлость? Дай-ка мне гитару.
— А чего пошлость? — смущенно бормочет здоровяк, — известная же песня. Народный фольклор.
Но гитару мне послушно передает.
— Пошлость это, Серый. Нытье уркагана напополам со стонами. Блатная романтика в худшем своем проявлении. И не спорь.
Мальцев, собирающийся что-то ответить, замолкает.
— Тогда ты нам чего-то спой, правильное, — подначивает меня Потапенко.
Задумчиво перебираю струны. Пронзительные аккорды разрывают тишину ночи, и уносятся вдаль, постепенно затихая в непроницаемой тьме. Только искры костра взлетают к небу, где светятся тусклые огоньки далеких звезд, разбавляя черную мглу мягким сиреневым светом.
— Шелестов, может, ты действительно нам сыграешь и что-нибудь споешь? — спрашивает Аня.
— Да, Лех, давай, у тебя должно классно получиться, — поддерживает её Ваня.
— Хорошо, — соглашаюсь, — а что вам спеть?
— Про любовь можно? — робко просит Даша.
— Вот еще, — фыркает Волков, — вам, девкам, только сладкие сопли давай. Леш, лучше сбацай что-нибудь сильное, героическое, пробирающее до самой души.
— Героическое, говоришь? — задумчиво протягиваю я, перебирая в уме подходящие варианты. Исполнять что-то банальное и всем известное не хочется. Яркой кометой в сознании мелькает воспоминание об Афганистане. Сейчас я вас расшевелю. Эту песню я часто пел в компании сослуживцев, и она стала неофициальным гимном нашего разведвзвода.
Опять трогаю струны. Звучат первые аккорды любимой мелодии.
— Ребята, помните, мы изучали историю древнего мира в пятом классе?
Амосов и Волков поочередно кивают, остальные напряженно ждут продолжения. На лице Волобуева явственно проступает недоумение.
— А причем здесь это? — удивленно спрашивает он.