«Так, этот допрос надо прекращать», проносится в голове. Я громко кашляю, и бодрым шагом выхожу на кухню, сияя ослепительной улыбкой.

— Лешааа, — малышка раскинув ручонки, несется ко мне.

Малявка обнимает меня руками за шею. Перепачканная кремом мордашка тычется мне в грудь.

— А я тут с тетей Настей познакомилась, она меня пирожными угостила, — радостно заявляет кроха.

— Здорово, — улыбаюсь «сестренке».

Аккуратно отстраняю девочку, и вытираю довольную рожицу уголком майки. Матушка стоит сзади Маши, и многозначительно смотрит на меня, обещая все небесные кары, когда ребенок уедет.

— Машуль, пойдешь со мною в «Красное Знамя»? — спрашиваю кроху.

— Ага, — с готовностью кивает малявка.

— Да зачем ребенка туда тащить? — возмущается матушка, — Пусть лучше со мною посидит. Мы пирожные поедим, телевизор посмотрим. А потом Саша приедет, они с Машей познакомятся.

— Нет, тетя Настя, я с Лешей пойти хочу в «Красное Знамя», — малявка становится серьезной, — Можно? Ну пожаалуйста.

— Ладно, — машет рукой мама, — иди, раз хочешь.

18 октября. 1978 года. Москва. 17:45

Что-то было не так. Чувство тревоги, мутной волной захлестнувшее подсознание, расплескалось внутри агента «Бурбон». Сердце маленьким испуганным зверьком яростно билось в груди, заставляя холодеть кончики пальцев и делая ноги ватными. Во рту внезапно пересохло. Панические мысли возникали в мозгу одна за другой. Сознание истерически вопило: «беги».

Поляков прилагал гигантские усилия, чтобы казаться спокойным и невозмутимым. Своим звериным чутьем предатель ощущал приближение неминуемой расплаты. Внешне благообразный седой пенсионер с глубокими залысинами шёл домой. И только судорожно сжатая ручка портфеля выдавала его состояние.

Несколько секунд назад предатель споткнулся, выронил портфель и, поднимаясь, краем глаза заметил пристальный взгляд рабочего, вдруг переставшего ковыряться около открытого канализационного люка.

«Обложили. Неужели это конец?» — подумал генерал-майор ГРУ, цепенея от страха. Но натренированная выдержка и профессиональная закалка, помогли ему сохранить самообладание. Поляков шагнул вперед, открыл дверь подъезда. И сразу же был словно тисками захвачен за пальто, плечи и запястья, швырнут на стену, и профессионально скручен двумя крепкими молодыми людьми. Моментально стянутые на заломленные руки плащ и пиджак снизили возможность сопротивления и не позволили предателю воспользоваться ампулой с ядом. Стальные браслеты защелкнулись на заведенных за спиной запястьях. Подбежавший сзади «рабочий» натянул на голову урода черный мешок, и деморализованного «Бурбона» закинули в быстро подъехавший к подъезду темно-зеленый «уазик». Все произошло настолько быстро, что большинство народа даже не заметило захвата. И только сидевшая на скамеечке неподалеку бабка, ошеломленно хлопала выпученными глазами, выронив на землю газетный пакет с рассыпанными семечками.

Стиснутый мощными телами группы захвата с обеих сторон, ничего не видящий Поляков, обреченно опустил голову вниз. Сопротивляться он даже не думал. Предатель понимал, что это бесполезно.

Теперь ему приходилось расплачиваться за 17 лет хождения по «лезвию ножа». Поляков упивался своей второй «тайной» жизнью. Ему нравилось чувствовать себя суперменом, ведущим двойную игру. Мысленно он смеялся над коллегами, не подозревающими, что этот улыбчивый и обаятельный ветеран спецслужб и войны, душа любой компании, щедрый человек разбрасывающий дорогие подарки налево и направо, американский шпион. К концу семидесятых генерал-майор ГРУ сдал более тысячи агентов-нелегалов, и передал американцам десятки ящиков с секретной информацией стратегического значения. Ущерб от его деятельности составил несколько миллиардов долларов, не считая сломанных судеб и карьер честных служак.

Поляков получал удовольствие от постоянного риска, наслаждался каждым адреналиновым взрывом после очередной удачной «миссии», ощущением своей неуловимости и превосходства над сослуживцами. Он чувствовал себя рыцарем плаща и кинжала в тылу врага.

Подсознательно, Дмитрий понимал, что избрал врагом свою Родину, которую по долгу службы был обязан защищать, сдал и обрек на смерть и заключение тысячи коллег, честно выполнявших свою работу, и никакими побудительными мотивами предательство оправдать нельзя.