– Нет, это почтовые голуби, – ответил подросток. – Я их по весне научу приносить послания куда надо и продам.

– Ты, Петр, может и грамоту знаешь? – продолжил разговор заинтересовавшийся Степан.

– Знаю. Меня ей наш священник Кирилл научил, что в Преображенье в церкви служит. Он еще и счету меня научил, и Закону Божию, – похвалился Петр.

В застольный разговор вступил молчавший до этого Михаил Черный:

– Скажи, Гордей, справедливо ли правит наместник Шуйский?

– Справедливо ли? – переспросил кузнец. – Да вот сам посуди, мил человек. Когда в прошлом году татарский отряд из-под Серпухова до наших мест добрался и стал крестьян в полон брать, то наместник за городскими стенами спрятался. Сотник Огнев хотел со своими стрельцами на басурман напасть и перестрелять их всех, да воевода не разрешил. Тот настаивать стал. И где теперь этот сотник? В тюрьме, с недоимщиками сидит вместе. Что это за недоимка такая желать свой народ от чужеземной напасти уберечь?

– Ты откуда знаешь, что Огнев в тюрьме сидит? – продолжал допытываться Черный, привыкший разбираться в непростых делах о боярских изменах.

– Так я его там видел, когда мужикам хлеб в тюрьму носил, и отцу про то доложил, – с юношеским простодушием выложил Петр.

Гордей, сообразив, что опричники не случайно едут в Смоленск, решил, от греха подальше, переменить тему разговора и сказал сыну:

– Ты, Петр, вместо того, чтобы во взрослый разговор встревать, посмотри, что там со стражей, что в сарае осталась. Надо их тоже покормить.

Косой остановил, вскочившего было Петра, поскольку проверять стражу было его обязанностью, встал, надел полушубок и вышел.

Хворостинин понял ход мысли Старого и решил поддержать его, чтобы не вводить хозяина в расстройство:

– Хватит разговоры разговаривать – пора спать ложиться. Завтра у нас дальняя дорога, а потом дел невпроворот в Смоленске.

Князь стал готовиться ко сну. Он обратился к стоящей в красном углу иконе Божьей Матери, прочитал перед ней положенные вечерние молитвы и перекрестился. Потом пошел вместе с Гордеем в находившуюся за бревенчатой стеной жилую комнату, кинул на указанную хозяином лавку свой овечий тулуп, положил под голову сумку с царской грамотой и подарками, лег, накинул сверху свободную полу тулупа и мгновенно заснул.

Утром Хворостинин проснулся хорошо отдохнувшим и в приподнятом настроении. Не завтракая, путники оделись, собрались и вышли на двор. Метель закончилась, на голубом небе опять ярко светило январское солнце.

– Спасибо тебе за гостеприимство, Гордей! – поблагодарил князь кузнеца, вышедшего проводить ночных гостей на крыльцо. – Увидимся еще!

– Бог даст – увидимся, Дмитрий Иванович! – с достоинством ответил тот.

Князь прошел по хрустящему под ногами снегу к своему аргамаку, которого держал под уздцы Степан, вставил ногу в стремя, ловко вскочил в седло и, не оборачиваясь, поехал в сторону дороги. Маленький опричный отряд потянулся следом за своим командиром.

Смоленский наместник князь Иван Андреевич Шуйский

Русские бояре. Рисунок Адама Олеария. XVII в.