ii

Одной из вещей, которые Стиву нравились в «Уорик-холле», была чистота. Полированное дерево, сияющая латунь, подпружиненные кожаные сиденья, так и приглашавшие усесться, достойный Эвклида узор из черно-белой плитки на полу.

Однако изысканная атмосфера рушилась, стоило лишь выйти за парадную дверь. Чтобы выбраться в современный мир, требовалось преодолеть несколько пролетов загвазданной бетонной лестницы. Лестничный колодец почернел от вековой грязи – в такие места приходят умирать бродячие кошки. В углах скопился мусор – окурки, пакеты от фастфуда, бутылка «Дэсани», в которую кто-то выплюнул жевательный табак. Вечер выдался прохладным, и воняло не очень сильно, но летом Стив задерживал дыхание, пока поднимался по лестнице.

Кэролин здесь тоже не понравилось. На пороге она надела галоши и сняла их только наверху. Ее гамаши были полосатыми, в цветах немодной нынче радуги. Проклятье, не могу удержаться.

– Кстати, где ты взяла эти вещи?

– М-м?

Он показал на галоши.

– Я живу с одной леди. Они лежали у нее в шкафу.

Без галош ее ноги были босыми. Парковку покрывал дробленый гравий. Кажется, Кэролин это не беспокоило.

– Вот мой фургон. – Белый рабочий фургон, возраст – два года, на двери красными буквами написано: «Ходжсон пламбинг». На ящиках с оборудованием стояли замки «Медеко». Самые лучшие. – Девчонки от таких тащатся. Постарайся вести себя прилично.

После захода похолодало. Его дыхание вырывалось наружу белыми облачками.

Кэролин наклонила голову, вопросительно глядя на него:

– Не смешно? Ладно, забудь.

Он уселся за руль. Она неловко подергала ручку двери.

– Заело?