Это бы объясняло, почему Дэнни был таким извращенцем; он всегда болтался рядом с ванной с этой тупой улыбочкой на лице. Первый такой случай произошел немногим позднее ее пятнадцатилетия, и она вышла из ванной только в одном полотенце, обернутом вокруг нее. Он был тут как тут, стоял на лестничной площадке, будто только что взошел по лестнице, но она знала, что это было не так.
― Упс, ― сказал он, будто все это было одним большим совпадением.
Его глаза выдавали его с головой; они горели как у ребенка, проснувшегося рождественским утром, и мужчина, определенно, смерил ее взглядом, словно парень в молодежном клубе; он пропутешествовал взглядом сверху вниз; прошелся по ее лицу, груди, а затем бедрам. Мишель затошнило. Она бросилась мимо него в свою комнату, игнорируя его «Спокойной ночи, любимица», прежде чем сильно захлопнуть дверь позади себя. Мужчины были свиньями, все без исключения. Это она уже выучила.
Теперь девушка не решалась пойти в ванную, если не была полностью одета в пижаму и банный халат от шеи до лодыжек. Это уже не так бросалось в глаза сейчас, когда в доме было не теплее, чем в морге. Отопление было еще одной вещью, которую они не могли себе позволить.
Она рассказала Сюзи все о Дэнни.
― Он, вероятно, думает о тебе, когда играется со своей штучкой, ― сказала ее лучшая подруга, как ни в чем не бывало.
― Сюзи! ― закричала Мишель. ― Ты отвратительна! ― но засмеялась, когда та это сказала.
― Держу пари, он, ну, знаешь, так возбуждается. Я более чем уверена, что это все, на что он способен, ― все еще смеясь, сказала Сюзи.
В ее словах был смысл. Прошло довольно много времени с тех пор, как Мишель просыпалась ночью от звуков стучащего об стену изголовья кровати ее матери и Дэнни. В первый раз, когда она такое услышала, Мишель была маленькой девочкой и резко проснулась, беспокоясь за безопасность своей матери, потому что стуки об стену сопровождались стонами. Не до конца проснувшаяся, она прошлепала к ним в комнату, только чтобы увидеть, как Дэнни лежит поверх ее матери, которая закричала, когда увидела Мишель. Дэнни заорал и начал материться, а девочка развернулась на пятках и убежала. Ее мать немногим позже пришла в комнату в своем жалком потрепанном халате. Она села рядом с ней на уголок кровати и объяснила, что ей нечего бояться, что дядя Дэнни по-особенному обнимает мамочку, и они оба закричали, потому что Мишель напугала их. Немногим позже Мишель переехала в меньшую душную заднюю комнату, «дядя Дэнни» стал жить с ними на постоянной основе, и дата свадьбы была уже назначена. До той ночи отношения с Дэнни были неплохими, когда он пытался понравиться матери, водя ее и Мишель в кино или в зоопарк, покупая девочке мороженое и кукол. Все это вскоре прекратилось, как только «он закинул ноги на кухонный стол»», как назвала это ее бабушка Нэн. Не было больше прогулок, те немногие драгоценные подарки и мороженое появлялись все реже и реже. С деньгами было «туго», как частенько объясняли ей мать и отчим, хотя она и подозревала, что это ее новый отчим был скупердяем.
***
Мишель оказалась резко выдернута из своих мыслей свежим потоком воды, которая полилась с крыши и хлынула на пол прямо перед ней, намочив и девушку в процессе. Почему она не родилась где-то еще, например, в Лондоне или даже в двадцати милях отсюда, в Нью-Касле? По крайней мере, там было чем заняться. В деревне никаких развлечений, кроме курения и быть облапанной парнями на задворках сельского клуба. Это было всем, чего хотел Даррен Талли. Они ходили гулять вместе не больше двух месяцев, и Мишель едва могла вспомнить, как она была рада, когда он впервые пригласил ее на свидание. Даже Сюзи говорила, что Даррен официально «роскошный», и впервые в жизни она почувствовала себя особенной и желанной. Но реальное свидание с Дазом отличалось от ее фантазий. Сегодняшний вечер был типичным. Они всегда обнимались и целовались, по крайней мере, он делал над собой такое усилие, но постоянное засовывание его языка в ее рот и поцелуи с привкусом табака за сельским клубом едва ли были пределом девичьих мечтаний. Продолжительное тисканье всегда оканчивалось тем, что она отталкивала его руки, и парень бормотал «Ты такая замкнутая», будто Мишель была последней девственницей на деревне, прежде чем уведомить ее, что скоро будет вынужден ее бросить, если не начнет «получать что-то в ответ».
― Я должен что-то получать. Нет никакого смысла, если я ничего не получаю, ― проинформировал он тем вечером, словно это было каким-то романтическим предложением, перед которым девушка не смогла бы устоять.
Парни также были свиньями.
Даз едва взглянул на нее, когда охотно садился в машину матери друга, предложения от ее собственного подвезти ее в соседний город даже не стоило ждать в такую погоду. Она наблюдала за тем, как тот уезжает, и задумалась, может уступить ему, чтобы удержать, или он того не стоит.
Мишель посмотрела на свои часы. Последний автобус скоро будет здесь, если вообще приедет. Их часто отменяли без объяснения причин, но погода была сырой, а путь до дома ― неблизкий. За последнее время пропало много молодых девушек. Некоторых из них позже нашли. Она содрогнулась от мысли, каково им было в последние минуты их жизни. Ее мать часто вбивала ей это в голову.
Это было смешно. Были вещи и поопаснее, чем Даз Талли, провожающий ее домой.
Мишель начала рассеянно тянуть за образ Святого Кристофера на шее, растягивая серебряную цепочку. Дождь полил с новой силой, злобный, вихрящийся ветер хлестал по крыше остановки, поэтому она не услышала голос мужчины, а стучащие капли барабанили по дереву, маскируя его шаги. Первым признаком его присутствия стало небольшое изменение в освещении, почти неуловимая тень перед ней, когда свет от фонаря упал на его спину, отбрасывая тень, которая изменяла форму по мере его приближения. Она подняла взгляд ровно в тот момент, когда мужчина подошел к остановке. В свете фонаря, светившем ему в спину, она едва могла различить его черты. Мишель испугалась, почувствовав опасность, но не была уверенна, что с этим делать. Когда он, наконец, заговорил, звук его голоса заставил ее подпрыгнуть. Он был глубоким и неотразимо мужественным, и девушка поняла, что задержала дыхание. Страх и предвкушение боролись в ней.
― Привет, ― сказал он.
Глава 3