Профессору Лайаллу сразу почудилось что-то неладное. Он не мог точно определить что. Сама лаборатория была профессору знакома: ему случалось заходить сюда за разными необходимыми инструментами, приспособлениями и приборами — для стаи, для Бюро регистрации противоестественного (БРП), а иногда и для личного пользования. Мадам Лефу считалась одной из самых многообещающих среди молодых сумасшедших ученых. Благодаря добросовестности, трудолюбию и справедливым расценкам у нее сложилась отличная репутация, и единственным, что вызывало нарекания, была ее манера одеваться. Все члены Ордена медного осьминога славились разнообразными причудами, так что мадам Лефу на этой шкале эксцентричности стояла еще сравнительно невысоко. Разумеется, нельзя было исключить, что со временем в ней проявятся более опасные наклонности. Такие слухи ходили, однако до сих пор у Лайалла не было причин для недовольства. Лаборатория мадам Лефу была именно такой, какую следовало ожидать увидеть у изобретательницы с подобным характером и репутацией — очень большая, очень захламленная и очень, очень интересная.

— Где же ваш сын? — вежливо поинтересовался профессор Лайалл, озираясь вокруг в поисках живой подвижной мордашки Джанела Лефу.

— В пансионе, — изобретательница едва заметно и неодобрительно покачала головой, словно отмахиваясь от вопросов о ребенке. — С ним было слишком много хлопот, а после всей этой кутерьмы с Анжеликой в прошлом месяце самое логичное, что можно было сделать, — это отослать его в школу. Правда, я предчувствую его неминуемое исключение.

Профессор Лайалл понимающе кивнул. Анжелика, биологическая мать Джанела и бывшая горничная Алексии, работавшая под прикрытием в рое вампиров, выпала из окна уединенного мрачного замка в Шотландии и разбилась насмерть. Эта информация пока не стала и вряд ли когда-либо станет достоянием общественности, однако без взаимных претензий между роями дело не обошлось. Анжелика не оправдала доверия своих хозяев, и мадам Лефу волей-неволей пришлось вмешаться в эту историю. Вероятно, для безопасности Джанела ему и вправду лучше было держаться подальше от города и света, однако профессор Лайалл питал слабость к этому маленькому сорванцу и чувствовал, что ему будет недоставать мальчика в лаборатории.

— Былая Лефу, должно быть, скучает по нему.

На щеках мадам Лефу показались ямочки.

— Очень сомневаюсь. Моя тетушка никогда особенно не любила детей, даже когда сама была ребенком.

Призрак, о котором шла речь, покойная тетушка мадам Лефу, тоже изобретательница, обитала в мастерской и до недавнего времени занималась обучением Джанела — разумеется, не в дневные часы.

Пока профессор Лайалл и мадам Лефу обменивались любезностями, Флут молча стоял на одном месте. Другое дело Танстелл. Этот с ходу начал рыться в завалах всевозможных вещиц, встряхивать пузырьки и баночки, исследовать содержимое больших стеклянных флаконов и заводить часовые механизмы. Нельзя же было не рассмотреть поближе провода и катушки проволоки, надетые на вешалки для шляп, не покрутить вакуумные трубки, воткнутые в стойки для зонтов, и не постучать по громоздким агрегатам в порядке эксперимента.

— Как по-вашему, стоит его предупредить? Здесь есть кое-что взрывоопасное.

Мадам Лефу скрестила на груди руки, не выражая, впрочем, особого беспокойства.

Профессор Лайалл закатил глаза.

— Несносный щенок.

Флут принялся ходить по пятам за любопытным Танстеллом и отнимать у него самые опасные игрушки.

Мадам Лефу с удовольствием наблюдала за обоими.

— Теперь я вижу, почему лорд Маккон так и не решился укусить его для метаморфозы.

— Не считая того, что он сбежал, женился и отбился от стаи?

— Да, не считая этого.

Расхаживая по лаборатории, Танстелл заметил стеклокуляры, схватил их и нацепил на нос. С тех пор как мадам Лефу вышла с этими усилителями зрения на лондонский рынок, они приобрели огромную популярность. Их можно было надевать как простые очки, однако с виду они скорее напоминали уродливый плод любви классического бинокля с театральным. Более правильное название звучало как «монокулярные перекрестно увеличивающие линзы со спектромодификатором», однако Алексия окрестила устройство «стеклокулярами», и даже профессор Лайалл, как ни неловко ему было в этом признаваться, тоже привык его так называть. Танстелл глядел на остальных, прищурив один глаз. Второй был увеличен линзой прибора до чудовищных размеров.

— Очень стильно, — заметил профессор Лайалл, который сам владел несколькими стеклокулярами и нередко появлялся в них на публике.