— Понимаешь, Сонь, — уже после сытного обеда, сидя за столом в своём любимом ресторане, я объяснял подруге свою точку зрения на происходящее, — Я не хочу окунаться в рутину и попадать в зависимость от прихотей и желаний посторонних для нас людей. Сейчас меня из всех сил тянут на сцену, а я этого не хочу.

— Почему? — спросила Сонька, — Что в этом плохого? Ты пишешь песни, исполняешь их, людям всё это нравится. Володенька, я не понимаю тебя. Где ты видишь тут рутину и зависимость от кого-то?

— Не понимаешь, — покачал я головой, — Попробую объяснить. Вот смотри, что мы имеем на сегодняшний день и от кого мы зависим. Как ты говоришь — я пишу песни, музыку и благодаря определённым усилиям и знакомствам, исполняю их или в прямом эфире на радио или в студии — для записи. От всех предложений выступить "где-то" я просто уклоняюсь или посылаю прямым текстом по всем известному адресу. Так?

— Ну, так, — кивнула Сонька.

— Деньги у нас есть? Их хватает на всё что нам надо? Жильё есть? Что одеть-обуть, у нас в достатке? Мы от кого-то зависим? Нам кто-то указывает — как жить, когда выступать, что петь и петь ли вообще? Попросить могут, да. Но я всегда строю взаимоотношения так, чтобы нас об этом сильно попросили, и чтобы это было оплачено. Всё верно говорю?

— Ну, да, Володенька, — согласилась Сонька, — Но я всё равно не понимаю пока. Что изменится, если ты согласишься выступать со сцены?

— Вот смотри, — начал я разжёвывать свою мысль, — Сейчас мы учимся — мы студенты. Отучимся, пойдём работать — будем получать зарплату. От нас будут требовать — что? Работу. Ту, где мы будем работать или служить. Верно? Музыка и песни для нас по прежнему останутся нашим хобби — увлечением. А теперь смотри, что будет, если я соглашусь на то, на что меня сейчас усиленно подбивают. И да, тебя тоже подбивают, чтобы ты на меня воздействовала, уговаривала. Перспективы расписывают да? Великую славу, известность пророчат. Глазки-то не прячь, коза. Что, думаешь, я не вижу ничего и не понимаю, с чего ты эту тему уже в который раз подымаешь? Я не тупой и не слепой.

— Вов, ну чего ты? — Сонька сделала "большие и очень обиженные" глаза, — Ну, был разговор как-то промежду прочим на эту тему с одним дядечкой из филармонии. Ну, это же один раз! Ой, ну два раза, чего ты на меня как на дуру смотришь? Ну, три раза, три! Но так то другой дядечка уже был, не поняла откуда, но тоже говорил, что нам надо больше выступать, что это нужно для народа и нельзя прятать свои таланты.

— Что я и говорил, — хмыкнул я, — Вот на такое разводилово, лохов и ловят. Должен, обязан… Никому мы не должны и ничего не обязаны. Так вот, милая моя, слушай меня внимательно и думай, в какое болото нас хотят затащить. Представь, дал я согласие выступить "где-то". Комсомольский это будет праздник, или посвящённый какому-нибудь великому событию, неважно какому. Второй раз согласился, третий раз… Денег за это никто нам не даст — сразу говорю. Это же общественное мероприятие, правильно? К этому прибавь, потеря нашего личного времени, наш труд — сколько репетировать придётся. Прибавь сюда, что нам придётся таскать тот ансамбль, который за нами сейчас закреплён. А ведь он официально числится за ВГТРК, значит что? Нам САМИМ(!!!) придётся с ними договариваться и с руководством ВГТРК. Оно мне надо? А тебе? Один раз нам пойдут на встречу, второй, а потом скажут — вы обнаглели. И что? Где мы будем искать музыкантов? Ладно, найдём, но — сколько времени уйдёт, чтобы их обучить? Ладно, это мелочь, это решаемо, в конце концов. Допустим, нет у нас проблем с музыкантами, начали мы выступать. Раз, другой, третий… Ты думаешь, мы сами будем решать, где будем выступать? Нет, Сонечка, будет с нами работать дяденька из серьёзной организации, который начнёт составлять нам план — где и как выступать. И не вздумай заболеть перед концертом. График будет насыщенный. Вся твоя жизнь сольётся в сплошные репетиции и концерты. Твоё личное мнение перестанет кого-либо интересовать. Потому что, ты будешь должна и обязана. Потому что, именно в этом будет заключаться твоя работа, за которую тебе будут платить зарплату. И придётся тебе забыть о доме, семье и личном времени. Хотя да, твои знакомые "дядечки", тебе не врут. Будет у тебя и почёт и слава и уважение — пока ты поёшь и делаешь все, что тебе говорят. Поняла?

— Жуть какая, — передёрнула Сонька плечами, — Как-то всё не радостно.

— Ну, для кого как, — хмыкнул я, — Кого-то это устраивает и они довольны. Но тут есть одни очень неприятный момент. Снова повторюсь — почет, и слава у тебя будут только до тех пор, пока ты делаешь то, что тебе говорят. Но как только ты попробуешь вырваться из этих рамок и проявишь излишнюю в чьём-то понимании самостоятельность, для тебя наступит чёрное время. Сначала тебя просто поругают, постыдят. Если не одумаешься, то последует наказание, какое — не знаю, вариантов очень много. К примеру, создадут неприятную атмосферу в коллективе, накажут на деньги, лишат жилья, появятся компрометирующие тебя статьи в газетах. Какие? Да любые. Что ты любвеобильная женщина и тебя неоднократно видели в компаниях разных мужчин. Что ты злоупотребляешь алкоголем. Что ты не посещаешь комсомольские собрания и вообще, смеешь негативно отзываться о Советской власти. И вообще, живёшь на широкую ногу, жируешь в ресторанах, в то время, когда в Поволжье от голода умирают дети. Ещё или достаточно?

Сонька сидела, опустив голову, надувшись как мышь на крупу. Наконец, подняв голову, пробурчала обиженно:

— Я не такая, чего ты на меня наговариваешь?

— А я и не наговариваю, Сонь. Я всего лишь объясняю, куда нас с тобой толкают и чем это грозит. Я просто хочу, чтобы ты понимала всю сложность той жизни, на которую ты едва не согласилась. Сонь, не прячь глазки. Ты же этим дяденькам не сказала твёрдое — нет? Не сказала. Ты обещала подумать и ответить позже. А ведь я тебе сколько раз говорил — без меня ни с кем, никаких разговоров не веди. А если случилось так, что меня рядом нет, либо отказывайся обсуждать подобные темы, либо требуй моего присутствия, либо вежливо выслушай и прямо скажи — посоветуюсь с мужем. То есть, со мной. Замуж-то за меня выходить не передумала? Нет? Ну и хорошо. А со свадьбой я уже всё решил. Это тут нам жениться не дают, а дома распишут без проблем. Так что, свадьба летом.

— Ии-иии! — пропищала Сонька и мухой вылетела из-за стола, придушила меня своей, уже совсем не маленькой грудью, — Володенька, я тебя так сильно люблю!

— Я тоже тебя сильно люблю, малыш, — придушенно ответил я, обнимая свою ненаглядную.

После обеда, мы с Сонькой немного погуляли, потом ещё погуляли, а потом пошли домой. Где нас ждали Нина Васильевна и Наташка. Нина же совсем оправилась после того неприятного случая у входа в ресторан. Ей тогда сказочно повезло, что стрелки всё-таки были опытные и то, что я был рядом. Стрелки стреляли именно в определённых людей, в несколько стволов положили всю семью известного в узком кругу антиквара, а Нина, в панике бросившись в сторону, совершенно случайно попала под один из выстрелов. Пуля вскользь ударила по голове. Хотя, не будь меня, она умерла бы прямо там на крыльце. Да она и так, была практически мертва, когда я, придя в себя от неожиданности, оказал ей помощь — напитав энергией тающую ауру и залечив черепно-мозговую рану. Сколько я в своё время видел фильмов про войну, в которых показывали массу бойцов с перевязанной головой и которые — о, чудо(!!!), ходили на своих двоих. Брехня всё это. Если пуля или осколок прилетят в голову и не убьют, то это как минимум тяжёлое сотрясение и прямая дорога в надолго госпиталь. Так вот, залечив Нину, я подхватил её на руки и, придав ускорения Соньке с Наташкой в сторону нашего дома, быстро слинял с места событий. Оно мне надо, разговаривать с нашими органами, после того, что там произошло? Нет, потом можно будет, если спросят. Но вот прям сейчас — нафиг не надо. Они же сначала всех загребут, потом начнут выяснять — кто и где был, кто и чего видел, о чём говорили, ну и всё такое.

Вот я и слинял оттуда побыстрее. Хорошо, Сонька умная девочка, вопросов не задаёт ненужных, а Наташке не до этого было. Главное, она сразу поняла, что маме ничего не грозит. Про Нину говорить нечего, жива и здорова — я её вообще усыпил, чтобы не паниковала. Так и добрались до дома, быстрым шагом и без проблем. Дома Нину разбудил, отправил голову от крови мыть, да переодеться, после чего, они все трое поистерили, поплакали. Пожаловались на испорченный вечер, испорченное платье и вообще на уличный бандитизм. После чего, напились чаю и легли спать. Про своё ранение Нина ничего не помнит. Выстрелы, паника, темнота — очнулась дома. Ну и хорошо, мне меньше проблем.

А тех уродов… Вернее, тех уродов, которые отправили этих уродов стрелять в антиквара, я нашёл и наказал. Ну и Василю с его пацанами помог. Они мне ещё пригодятся, да и сами по себе ребята неплохие, хоть и бандиты.

На следующий день, после происшествия, я отправился искать Василя. Кто ещё может знать хоть что-то об этом, как не бандит, да не рядовой? Вот я и пошёл добывать из него… вернее от него, информацию. И какое было моё удивление, когда я не нашёл его ни в одном известном мне месте? Пол дня угробил, пока добился, где его можно поймать. Нашёл его, на окраине Москвы, в какой-то зачуханной конуре, где он в одиночку накачивался водярой. Я его в таком состоянии в первый раз видел. Естественно, заинтересовался таким времяпровождением и усиленно стал расспрашивать, пока клиент в кондиции — как он докатился до жизни такой. И какое было моё удивление, когда я узнал, что это напрямую связанно с тем, что случилось с нами возле ресторана.