— Десять часов. Как вы себя чувствуете?

— Не знаю. Но боюсь двинуть чем-нибудь.

Открылась дверь и в палату вошел отец. Мы итальянцы, так что англосаксонская сдержанность нам претит.

Он — доктор, но прежде всего мой папа. Поэтому первым делом мы расцеловались.

— Мама и Синди уже идут сюда из кафетерия.

— Пока их нет, скажи, как мои дела?

— Могло быть хуже. Пара сломанных ребер, избыток синяков, но повреждений внутренних органов, насколько мы выяснили, нет. Легкое сотрясение мозга, так что какое-то время у тебя будет болеть голова, — тут он замялся. — А вот лицо тебе отделали крепко. Вся работа доктора Ганса пошла насмарку. Перелом носа в двух местах, трещина в челюстной кости, выбили пять зубов, все протезы, чуть сместили правую скулу, но точно сказать трудно: еще не спала опухоль. И, естественно, множественные ссадины под глазами и вокруг рта. А в общем, не так все и плохо.

— Благодарю, доктор, — я взял его руку, поцеловал.

Повторюсь, мы — итальянцы. А когда посмотрел на папу, увидел, что у него на глазах выступили слезы.

А потом распахнулась дверь, в палату влетели мама и Синди, и следующие десять минут отец удерживал маму от того, чтобы она не залила меня слезами.

Синди же скромно застыла у меня в ногах, наблюдая за нами. Впервые ей довелось лицезреть внутреннюю жизнь итальянской семьи. Уверяю вас, посмотреть было на что.

Наконец мама выпрямилась, предварительно поцеловав, наверное, все части моего тела, включая ступни.

— Синди, подойдите сюда. Анджело хочет вас поблагодарить.

Тут мама повернулась ко мне.

— Она — милая девушка, твой верный друг. Она спасла тебе жизнь и привезла к нам. Я уже тысячу раз благодарила ее. Поблагодари теперь ты.

Синди наклонилась и целомудренно поцеловала меня в щеку. Я ответил ей тем же, чуть коснувшись губами ее щеки.

— Спасибо тебе, — с достоинством произнес я.

— Всегда готова прийти на помощь, — не менее важно изрекла она.

— Молодец, Анджело, — умилилась мама.

Мы с Синди не решались взглянуть друг на друга, боясь, что не выдержим и расхохочемся.