– Застрели его, – пробурчал Земеля. – Та-та-та, между глаз. Съешь стейк из дракона и будь счастлива. К Нагане приставай. – Леший ободрал с дерева полоску березовой коры и ловко продел ее между фиалок – ловчее, чем Мария могла бы ожидать от его толстых, покрытых корой пальцев.
– Земеля, ты на меня сердишься?
Леший расколол желудь своими гранитными зубами и сплюнул его шляпку на траву. Марья попробовала снова:
– Наганя и вполовину недостаточно сильная, чтобы бороться с драконом. Пристрелить его, конечно, можно, если не считать того, что убийство такого зверя передаст в руки Вия трехглавую платформу для бомбардировки с воздуха.
– Достаточно сильная, раз спит рядом с тобой.
Марья посмотрела на мох. Муравьи брели куда-то к отдаленной битве или к оргии на пшеничном зерне. У леших такой тонкий этикет. Она не сомневалась, что ему дела нет, кто спит в ее постели, – сами лешие размножаются перекрестным опылением. Недовольство, догадывалась она, происходило от его убеждения в том, что спящую Марью должен охранять самый сильный, а Марья выбрала Наганю, потому что считала – ошибочно, разумеется, – что берданка сможет его побороть, когда дело дойдет до кулаков и захватов. Землеед надул губы и воткнул в венок яркую веточку рябины.
– Наганя сильна ртом, – осторожно сказала Марья, – а ручки у нее детские. Твои же руки – старые и крепкие, и я выбираю их. К тому же захваты – это вообще не для Нагани.
Землеед широко улыбнулся. В его каменистых глазах проступила дождевыми каплями влага.
– Моревна выбирает! – просиял он. – Выбирает лучших. Землеед знает, где гнездо Змея Горыныча. Нагаша ничего не знает – только как дырки делать. Горыныч спит на куче костей. На золоте. Земеля тоже хочет такую постельку, да тьфу на нее! Он и так все делать.
Леший поднял вверх свою лесную диадему, откинув мшистые волосы, заплетенные в несколько зеленых кос. Он протянул лапу, не глядя вырвал пучок зимнего лука и воткнул его в заднюю часть венка, словно вуаль. После этого Землеед потянулся и водрузил венок на голову Марьи. Венок хорошо сочетался с ее розоватыми брюками и черно-фиолетовыми ботинками.
– Он тебе поможет, если ты пообещать.
– Все что угодно, Земеля.
Леший ухмыльнулся, поглаживая хвойные усы:
– Поцелуй для Землееда, в губы. Он никому не скажет.
Марья Моревна засмеялась. Даже сторонникам перекрестного опыления иногда бывает любопытно, рассудила она. Вреда никакого, все равно, что поцеловать дерево или скалу. К тому же Кощей целовал всех этих Елен. Ну, скорей всего. Кто может сказать правду? Марья чувствовала, как в груди закипает неповиновение. Ей дела нет. Она будет целовать кого захочет.
– Ладно, Зёма. Поцелуй.
Без предупреждения леший взвился в воздух, сделал сальто и жестко приземлился на мшистый покров, после чего начал яростно рыть землю. Он набросился на нее с кулаками, он рвал ее руками и жевал ее зубами, ногами он молотил, как ныряльщик при погружении в глубину. Комья летели во все стороны, Землеед исчез в вырытой норе. Через минуту обратно выскочили его пальцы, усеянные кружевами грибов:
– Моревна! Шевелись! Быстрее, чем можешь, и все равно слишком медленно.
Марья взяла грубую руку лешего, и тот втащил ее под землю, головой вперед.
Марья перевернулась в падении и аккуратно приземлилась на ноги уже в совсем другом лесу, полном низкорослого кустарника и высоких лиловых цветов. Окружая их со всех сторон, высились золотисто-оранжевые горы. Землеед свисал с ветки одного из высоких деревьев, болтая от радости короткими ногами взад и вперед. Он вытянул макушку из расщепленной ветки и упал – бум, трах! – на землю, устланную хвоей.