– От меня лошади шарахаются, – забеспокоилась Наганя. Предохранитель в ее щеке взводился и резко опускался, эхом отзываясь на дороге. – Этот обязательно встанет на дыбы и сбросит меня. А потом затопчет нас обеих.

– Я взяла молодого, который еще не слышал, что ты иногда стреляешь в людей. Все будет нормально.

Конь заржал, раздувая снег с морды.

Наганя вертелась на своем месте, пока дорога убегала позади них, а лес подступал спереди, темный и пугающий, шелестящий и ледяной. Она схватила подругу за подбородок:

– Марья, слушай лес так, будто у тебя уши без дна. На границе опасно. Здесь живут твари с очень дурной славой. Будь осторожна! Если ты пропадешь, Кощей отправит меня на переплавку. Если увидишь кого-то знакомого или кого-то с серебряной звездой на груди, нельзя с ними разговаривать, даже бранить их нельзя или спрашивать, как зовут. С лошади слезать нельзя. Если твои ступни коснутся земли, я не смогу тебя выручить. Даже камни вражеские – лютые, и те кусаются. Я за тебя и старуху найду, и через поле ее прогоню.

– Так нельзя ж мухлевать!

– Тьфу ты! Да она уверена, что ты будешь мухлевать. Маша, любимая, эти задания не для того, чтобы испытать твою силу или волю, – они испытывают твою способность жульничать, это самая настоящая бесовская мерка и есть. Задания невозможно выполнить, если играть честно. Что тебе остается? Отправиться в ничейные края и пропасть там навсегда?

– А другие так же поступали? Ты Еленам про это рассказывала?

– Да, и они отказывались слушать, потому что были невинные девы, без малейшей лжи в сердце или пятна в душе. Не будь такой невинной, Марья. Невинный значит глупый. Доверься своему другу, я – гоблин и лучше такие вещи знаю, и мы добудем эту разрыв-траву Яге на салат еще до зари.

Но если я не невинна, значит, в моем сердце ложь? Душа замарана? Может, я дьявол? Что это значит, быть одной из них? Марья решила разобраться со всем этим, когда у нее будет минутка подумать, когда горшок Бабы Яги для супа не будет нависать над ее головой. Лес сгущался. Березы, усеянные воронами, подлесок с красными глазами ежей. Над головой с неба сочилось фиолетовым, но чернота уже наползала, пока не остались только резкие колючие звезды, прорезающие тьму. Тело Нагани согрелось у Марьи на груди; она осторожно ворочала курком в горле, чтобы не замерзло масло. Наконец лес расступился широкой просекой, и снег там струился ровно и гладко, как вода. На просеке полтора десятка домов светились и дымили, как и положено деревенским домам зимней ночью. Наганя завопила, и эхом отозвались совы, будто на крик одной из них. Из самой маленькой избушки выползла старуха и направилась прямо к снегу. Как только она вышла за круг света, падающего из окон, она присела прямо в поле, и в вечерней тишине громко заурчала моча.

– Везет нам сегодня, как грибникам, Марья! Погляди на нее, какая жирная да сочная! – Наганя легко спрыгнула с коня и, не утопая в снегу, не оставляя следов, затанцевала поверх наста, как стрекоза на пруду.

– Почему тебе не опасно, как мне? – прошептала Марья Моревна.

– Потому что ты все еще девушка, – ухмыльнулась берданка. – Девушки должны следовать правилам. Чертям необязательно.

Винтовочный бес понесся по снегу. Марья тронула лошадь вперед, чтобы не выпустить подругу из виду.

– Пссст, бабуля! – прошипела Наганя. – Старая ленивая неряха! Сколько детишек нарожала от своего мужика, а? Всю жизнь провела с раздвинутыми ногами, да? Вот в эту щелочку черт и прошмыгнул.

Старуха подскочила и посмотрела вокруг – прямо на Наганю, – но ничего не увидела.

– Позор тебе, бабка! Даже и не удосужилась научиться колдовать до старости. А зачем, лежи себе, правда? Покрикивай на ублюдков от половины твоих соседей. Взбейте мне подушки! Дайте мне вишенок!

Старуха тряслась, таращась в темноту.

– Бабушка! Да сдвинь ты коленки уже наконец! Что, если Христос сегодня ночью вернется, и первое, что он увидит, будут твои обвисшие старые телеса, а первое, что услышит, это как ты ссышь в снег, будто лошадь? И сразу же с ним прямо в рай ускоренным маршем, так, что ли!

Женщина подскочила и с сухим стуком схлопнула колени. Наганя нырнула в ноги старушке и с хихиканьем защелкнула на них кандалы.