Платон расслабленно сел в кресло.
Надо пойти посмотреть куда делась Лили…
Он не мог усмирить свое желание ее увидеть снова. Нуждался в ее чистых эмоциях. Пусть даже и негативных. Дернулся, что б встать и отправиться на поиски.
Но на ловца и зверь бежит. Стеклянная дверь на веранду заскрипела, и он усмехнулся довольно. Лили сама к нему пришла. Умытая, спокойная.
Неужели осознала степень своей стервозности без крайних мер воспитания?! Он подумал, что даже тачку не пришлось воровать в качестве назидательного урока.
Вскоре он понял, что она искала не его. Она хотела уединиться.
Малышка уютно расположилась на уличной качеле и накрылась пледом.
Самойлов встал и подошел к ней ближе. Она манила его, как магнит. Как дикий мед медведя. Заманивала все ближе. Припечатывала его тяжелеющий взгляд к своему юному красивому лицу без косметики.
Она успела умыться.
Выглядела просто и опрятно. Нормальной девочкой. Принцессой, которой он любовался все годы в универе.
— Какого хрена ты меня преследуешь?! Я тебе сказала оставить меня в покое, — зашипела Лили, когда заметила приближение Самойлова.
Да уж, принцесса та еще стерва. Непрошибаемая.
— Лили, я к тебе даже не приближался. Это ведь ты упорно ищешь встреч со мной. Так злишься и яросто накидываешься на меня при всех, — спокойно парировал мужчина. Лили закусила губу. И взгляд Платона сразу прилип ожившей пошлостью к ее манящему ротику.
Губы у нее зачет. Припухшие изогнутые в естественной дуге. В отличие от хозяйки, не жеманные и задиристые. Мягкие. Словно специально под него заточены.
— Без косметики тебе лучше. Ты снова похожа на принцессу, — не сдержался Платон. Впервые искренне выдал заносчивой девчонке свои мысли.
Взгляд Лили, расфокусированный и пьяный, заблестел в черных зрачках, как на небе, всполохами ярких звезд. Малышка задрожала и нервно сглотнула. Посмотрела на его губы.
Выдержке Платона каюк!
Финиш. Он не железный робот, а горячий живой мужик, который любит секс. А сейчас эта борзая детка для него олицетворение этого самого секса. Развязного и горячего. Такого, как она сама.
Платон потянулся к ее лицу и захватил твердыми пальцами крохотный подбородок в капкан.
Ох, и кожа ее бархат. Настоящий и желанный.