— Свои ладони направь на мои. Ну же! Не телись, давай быстрей.
Леониду показалось, что он выполнил приказ Геннадия и тут все у него в глазах закружилось и понеслось в каком-то бесовском хороводе. В этом вихре из темноты на него летела мешанина из кусков человеческих лиц, тел, обломков предметов, буквенно-цифровых символов и еще неизвестно чего. Где-то на грани подсознании Богданов отметил:
— Запахи исчезли, и вкусовые ощущения. А это еще что за чертовщина. Я теперь что? Пустая бутылка, которую не могут наполнить?
В ушах раздались звуки. Их нельзя было причислить ни к человеческой речи, ни к музыке ни к бесформенной какофонии. Звуки несли в себе непривычную эмоциональную окраску наполненную тайным смыслом.
Так же как сейчас Богданов ощущал себя только один раз в жизни, когда напился до полного бесчувствия. Тогда у него полностью отключился вестибулярный аппарат и он чувствовал себя беспомощно плывущим в пространстве и его тошнило. Сейчас, как и тогда, он ощущал себя в невесомости. От возникшего зрелища у него перехватило дыхание и застучало в висках. Казалось, что он вот-вот либо задохнется, либо его мозг взорвется, как граната. Все завершилось совершенно непредсказуемым громким кошачьим мяу. После чего наступила леденящая душу тишина и темнота. Темноту сменил вязкая серая пелена, которая начала светлеть и проясняться. Наконец сквозь эту серую пелену стали проступать очертания предметов. Глаза упорно искали за что зацепиться сознанию. Первое на чем сосредоточилось внимание Леонида было бледное пятно лица Суржикова с широко открытыми глазами. Вокруг этого пятна стали с нарастающей скоростью проступать очертания окружающей обстановки. Суржиков выглядел обескуражено. Взгляд Леонида переместился на его поднятые ладони. Рядом с руками сидел кот испуганно поджав уши и прижавшись телом к столу. Богданов обессиленно уронил руки на стол. Суржиков устало опустил свои руки. Кот приободрился. Распрямился и сел на столе. Уши его встали торчком. Он быстро крутанул головой переводя взгляд с Геннадия на Леонида и жалобно мяукнул. В ушах Богданова стоял назойливый звон. Он устало вздохнул и беспомощно прохрипел:
— Что это было?
Суржиков поднял руку и смахнул со лба капельки пота. Машинально Леонид скопировал его действие. Руки и лоб были не только влажными, а скорее мокрыми. Пот стекал со лба и затекал в глаза. Суржиков усталым голосом пояснил:
— Вот так происходит невербальное общение.
Богданов попытался осознать услышанное. Оно плохо укладывалось в его сознании. Казалось что этой информации просто некуда лечь, для этого в голове просто не осталось места. Голова была заполнена чем-то бесформенным не оставлявшим места для нормальных мыслей. Богданов помотал головой пытаясь стряхнуть с себя наваждение. А Суржиков вялым голосом продолжил:
— Ну и как тебе такое общение?
Леонид качнулся на стуле, судорожно хватился за кромку стола, пытаясь удержать равновесие:
— Хреново по правде говоря.
Кот на столе снова жалобно мяукнул.
Суржиков потерянно улыбнулся и погладил кота рукой:
— Вовремя ты жрать захотел. Еще бы немного и кормить тебя было бы некому. Погоди. Сейчас чуть-чуть отдохну и покормлю тебя.
Богданов запоздало поинтересовался:
— Ты что, хотел в меня свои мысли запихнуть?
Суржиков мрачно посмотрел на друга:
— Погоди ты со своими вопросами, у меня своих вопросов не меньше чем у тебя. Дай очухаться.
Геннадий опираясь о стол поднялся и шаркая пошел к холодильнику. Раздался скрип открываемой дверцы холодильника и холодильник деловито загудел. Суржиков застыл у открытой дверцы с подсвеченной изнутри утробы холодильника. Богданов отрешенно смотрел ему в спину. Геннадий потерянно рассматривал содержимое холодильника. Наконец он пригнулся и стал что-то доставать. Кот оживился и стал дефилировать по столу с высоко поднятым хвостом не отрывая взгляда от Суржикова. Вернулся Геннадий к столу прижимая к себе пакет с кошачьим кормом и бутылку водки. Сначала он насыпал корм в кошачью миску. Кот в это время спрыгнув со стола грациозно суетился около его ног. Раздался хруст кошачьего корма и Геннадий стал наливать водку в стопки. Он поднял свою стопку поднес к носу, поморщился и вернул ее на стол даже не пригубив. Леонид молча созерцал происходящее. Наконец он не выдержал: