Когда Адма, выслушав Арлете, передала её в руки Эриберту, та поняла, на какую участь её обрекают. И попыталась вырваться. Но жёсткая мужская рука крепко держала её.
— Посмей только! Убью на месте.
И Арлете покорилась. Приняла свою участь с облегчением. Потеряв Бартоломеу, она не хотела жить. Втайне она надеялась, что родня Бартоломеу признает племянника, возьмёт мальчика к себе, и тогда она спокойно последует за своим возлюбленным. Но судьба сулила иное. Арлете шла и молилась Еманже, чтобы та не оставила невинного младенца без помощи.
— Он твой, — шептала она. — Я отдала его тебе. Не оставь его, не оставь!
Для Эриберту Арлете была одной из портовых шлюшек, прижившей неведомо от кого пащенка. Пристрастие именно к этой шлюшке его бывшего хозяина Бартоломеу было Эриберту известно. Знал он и о ребёнке. Но тем больше видел оснований для того, чтобы от обоих избавиться. Дона Адма была права. Сто раз права. Тысячу раз права. Эриберту готов был помочь ей, и с большим удовольствием. Тем более что и сам, наконец, сделается богатым человеком, а от богатства до уважения один шаг. Он ещё всем покажет, каков в деле Эриберту! Если вся контрабанда будет принадлежать ему, то он развернётся! Ему по душе это опасное дело! Да и денег никогда не бывает много. Пусть их будет как можно больше!
Эриберту вёл Арлете к причалу, искоса поглядывая на корзинку с младенцем, которую она несла в руках. Когда он подтолкнул её к лодке, она попыталась было сопротивляться, но он на неё прикрикнул, пригрозил, и она покорно влезла в лодку, продолжая про себя молиться богине моря Еманже, которой поручила своего сыночка, прося для него жизни, а не смерти. Арлете сидела на скамейке, крепко прижимая к себе корзинку, на глазах у неё блестели слёзы. Эриберту смешно было на неё смотреть. Адма вцепилась бы ему в горло. Или выдумала что-то такое, от чего и чертям стало бы тошно. А эта…
Он грёб, налегая на вёсла, и, когда счёл, что отплыл достаточно далеко, собрался приняться за дело. Женщина всё поняла. И избавила его от греха душегубства: сама пустила корзинку по волнам, сама прыгнула за борт. Некоторое время она барахталась на поверхности, а потом пошла ко дну. Зато корзинка качалась на волнах, словно маленький кораблик. Эриберту собрался её нагнать, но тут налетел престранный порыв ветра, лодку погнал в одну сторону, корзинку в другую. Разыгрались волны, обрушились на лодку Эриберту, он вмиг промок до костей. На секунду он подумал, что не быть в живых и ему. Но, также внезапно ветер стих. Эриберту огляделся: стеклянная голубая гладь вокруг, нигде никакой корзины. «Утонула, — удовлетворённо подумал он, — да и как было уцелеть в такой круговерти?» Взялся за вёсла и стал грести к берегу.
Эриберту не верил в чудеса, а напрасно. Корзинку прибило к рыбацкой лодке, и подхватил её рыбак по имени Фредерику. Только что у себя на катере он принимал роды у своей жены Эвлалии. Вёз к врачу, в больницу, но не успел. Начались роды. Их сынок родился мёртвым. А как они его ждали! Как радовались! Как любили! Теперь собралась за сыном следом и Эвлалия, она лежала, едва дыша, прикрыв глаза. Фредерику чувствовал, что она вот-вот уйдёт, и молил Еманжу, чтобы вернула сына к жизни, и тогда к жизни вернётся и мать.
— Сделай это, — просил он, — и я клянусь, что никогда больше не выйду в море!
Он клялся скорее жене, которая так просила его перестать заниматься контрабандой, чем великой и всемогущей Еманже. Стоило ему произнести свою клятву, как перед собой он увидел плывущую по волнам корзинку. Её прибило прямо к борту катера. Фредерику выловил её, открыл и не поверил собственным глазам: в ней лежал крепенький мальчуган. Он взял его на руки и поднёс жене. Надежда вспыхнула в его сердце.
— Лалинья! — окликнул он её, — посмотри на нашего малыша. Ты видишь, какой он здоровенький! Ты так нужна ему!
Лалинья открыла глаза, улыбнулась мужу и тихо-тихо сказала:
— Я рада, что он такой большой и крепкий! Мы зачали его на этом катере, в море. В море он родился. Принеси мне морской воды, я окрещу его.
Фредерику подал ей воды, и она, окропив малыша, произнесла:
— Нарекаю тебя именем Гумерсинду. Будь добрым и хорошим человеком.
Она крепко прижала к себе ребёнка и замолчала навсегда.
Фредерику вернулся в Порту-дус-Милагрес с сыном, без жены. Он никому не сказал, что в глубины моря опустил не только жену, но и собственного ребёнка. Франсишку, брат Фредерику, и невестка Рита оплакали бедняжку Эвлалию. Рита взяла на себя заботу о маленьком Гумерсинду. Фредерику и словом никому не обмолвился, что это не его сын, что младенца послала ему Еманжа в обмен на страшную клятву. Золотое кольцо, которое он нашёл у мальчика в пелёнках, Фредерику спрятал. После смерти жены, он стал угрюмым и молчаливым, но этому никто не удивлялся. Удивлялись другому: Фредерику, лучший рыбак и отчаянной смелости парень, перестал выходить в море.
— Я дал обет Еманже, — объяснил он невестке и брату, — и я его не нарушу.
Но прошло несколько недель, и Фредерику нарушил свой обет. Буря застигла его брата в море. Рита металась по берегу и молила рыбаков о помощи, но они смущённо и неловко отворачивались: отправляться в море было чистым безумием. И тогда она стала кричать на Фредерику, упрекая его в трусости.
— Я не боюсь, — тихо ответил он. — Если бы не обет, я бы не думал ни секунды.