– Это моя вина, что она умерла. – Эти слова звучат плоско, как будто у нее больше не осталось эмоций. – Я не должна была переезжать к ней… Она ведь обсуждала это с тобой, да? План побега?
Это звучит как обвинение.
– Она хотела помочь. – Всего на секунду я опускаю руку на ее плечо. – Секунду.
Залезаю в сумку в поисках ручки и бумажки.
– Вот мой адрес, номер телефона и электронная почта. Если что-то понадобится, я помогу…
Едва ли она воспользуется моей помощью, но я стараюсь быть похожей на Белль, доброй и поддерживающей.
А еще я думаю о том, что Трише предстоит пройти весь ужас суда над Джо без лучшей подруги и ее поддержки. Мне хочется сказать что-нибудь обнадеживающее, но ничего не приходит в голову, и тогда я просто смотрю на нее, замечая, что шелковая рубашка под строгим темно-синим пиджаком застегнута не на те пуговицы. Еще замечаю, что ее руки совершенно голые, нет ни колец, ни браслетов, ни маникюра.
– О, смотрите, – говорит она. И мы обе видим мать Беа, которую сопровождает огромный мужчина, на его лице выступил пот, и одет он в костюм не по размеру.
– Я не говорила с ней.
– Ничего страшного… – Триша изо всех сил старается говорить нормально. – Она не может ни с кем разговаривать или слушать кого-то. Она не принимает случившегося… Единственное, что можно сделать, это отправить ей открытку, написав о чудесных моментах, которые вы пережили вместе с Беа. Вот… – Она берет ручку и записывает адрес миссис Сантос и свою электронную почту. Отдав мне бумажку, она поднимается со стула, берет сумку и уходит, как привидение, зачем-то надевшее офисную одежду.
Я сажусь на поезд до Лондона ранним вечером, к сожалению, вагон забит шумными и пьяными футбольными фанатами. В какой-то момент они начинают петь, и это просто счастье, когда можно, наконец, выйти на Кингс-Кросс. Дома я набираю полную ванну горячей воды в надежде смыть этот отвратительный день. Не могу найти в себе сил, чтобы повесить одежду, она остается валяться на полу в ванной. Меня это не волнует, я уже почти залезла в ванну, как вдруг звонит телефон. Это Уилф.
– Привет, красотка, – говорит он, растягивая слова, на заднем плане гвалт.
– Ты в пабе?
– Ага. Хочешь присоединиться? – Мы не виделись с тех пор, как Белль умерла, он не знает об этом.
– Нет… Долгий день.
– И то верно… Я думал о тебе… Просто решил, что расскажу тебе… Может, встретимся в ближайшее время?
Чувствую усталость. Сейчас не время для того, чтобы ругаться по поводу «Мэйл». Белль умерла, и у меня нет сил. Как и желания.
– Поговорим завтра, когда я отдохну. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Калли. – Его голос звучит ласково и безмятежно.
Мы не поговорили ни на следующий день, ни через день. Я не отвечаю на звонки и сообщения, все еще не готова обвинить его. Вместо этого я провожу время в книжном магазине, находясь в каком-то оцепенении. Занимаюсь своими обычными обязанностями, но все, как в замедленной съемке. Сказав себе: «Делай по одному делу за раз», – я переставляю книги на полках, освобождаю кассу, оформляю новые заказы… Заходит мистер Ахмед, и я говорю ему настолько отчетливо, насколько только могу: