– Прошу прощения, – обратился он к певице. Гэн выбросил из головы юного террориста. Никогда в жизни он не подошел бы к ней по собственному почину. Никогда бы не нашел в себе мужества самому выразить сочувствие и соболезнования, точно так же как господин Хосокава не нашел бы в себе мужества обратиться к ней напрямую, даже будь его английский превосходным. Но вместе они ощущали себя в этом мире вполне свободно: две половинки мужества, составляющие вместе одно храброе целое.

– Гэн! – сказала Роксана Косс и грустно улыбнулась. Глаза ее все еще были заплаканными. Она встала с дивана и взяла переводчика за руку. Из всех людей в комнате лишь его она знала по имени, и ей было приятно произносить это имя вслух. – Гэн, спасибо вам за то, что вы их остановили.

– Я никого не останавливал, – покачал головой Гэн. Он очень удивился, услышав свое имя из ее уст. Удивился, как оно звучит. Удивился прикосновению ее руки.

– Но много ли смысла было бы в моих словах, не окажись вы рядом? Без перевода это были бы просто женские крики.

– Вы и так выразились совершенно ясно.

– Подумать только, они хотели в него стрелять! – Она отпустила его руку.

– Я рад, – начал было Гэн и остановился, соображая, чему в самом деле он может быть рад. – Я рад, что покой вашего друга не был нарушен. Уверен, что очень скоро его переправят домой.

– Да, – сказала она.

Гэн и Роксана одновременно представили себе аккомпаниатора, возвращающегося домой: вот он сидит в самолете возле иллюминатора и смотрит на облака, клубящиеся над этой страной.

– Мой работодатель, господин Хосокава, просил меня передать вам свои соболезнования. Просил сказать, что ваш аккомпаниатор был очень талантлив. Для нас было большой честью услышать его игру.

Она кивнула.

– Он прав, – сказала она. – Кристоф был очень хорошим. Думаю, люди нечасто обращают внимание на аккомпаниаторов. Это очень любезно со стороны вашего работодателя. – Она раскрыла ладонь. – Он дал мне носовой платок. – Платок напоминал крохотный белый флажок, скомканный между ее пальцев. – Боюсь, я его испортила. Возвращать, наверное, не имеет смысла.

– Разумеется, он не будет возражать, если вы оставите его у себя.

– Скажите мне еще раз его имя.

– Хо-со-ка-ва.

– Хосокава, – повторила она медленно. – Ведь это его день рождения мы тут отмечали?

– Да. Он чувствует себя ужасно виноватым из-за всего случившегося. У него очень развито чувство ответственности.

– За то, что это его день рождения?

– За то, что вы и ваш друг приехали сюда выступать. Он считает, что вы оказались в этой ловушке из-за него, и, может быть, ваш друг… – И снова Гэн остановился. Такая прямолинейность была ни к чему. Вблизи лицо Роксаны Косс казалось совсем юным, почти девичьим – ясные глаза, длинные волосы. Но Гэн знал, что певица старше его по крайней мере лет на десять, ей уже под сорок.

– Передайте господину Хосокаве, что я… – сказала она, но прервалась и начала убирать с лица волосы и закалывать их оставшимися шпильками. – Да какого черта?! Можно подумать, я так занята, что не могу поговорить с ним сама. Он говорит по-английски? Ну, вы переведете. Вы сейчас среди нас единственный, кто занимается делом. На свете есть языки, на которых вы не говорите?