Я отбросил зловещее предчувствие. В данный момент у меня полно собственных проблем. Например, истекающее терпение. Тут, внутри, время текло приятно медленно. Но я ощущал, что мой щит вытягивал больше энергии, чем должен. Это означало, что за пределами купола стремительно пролетали часы. Я тратил свой последний день с Кассией. И на что? На планирование убийства. Меня это не устраивало. Мне стоило не расточать энергию на вариант, что она останется непреклонна, а применить все свои – выдающиеся – навыки убеждения на то, чтобы ее переубедить. Все-таки я не кто попало. Я даже королей уговаривал отказаться от своих королевств, мог продать вино виноделам, обещаниями выманить у капитанов их суда и склонить праведников к греху. Меня не просто так называли дьяволом. И тем не менее был у Януса этот раздражающий дар заставлять меня сомневаться в себе. На протяжении веков он снова и снова ставил меня в затруднительные положения, из которых мне не удавалось выбраться, не навредив себе. Поэтому я чувствовал непреодолимое желание перестраховаться и, к сожалению, часто при этом забывал об истинной цели.
Меня охватило беспокойство. Кассия не покидала дворец, а вернулась. Ко мне. Она собиралась поговорить со мной, а меня там не оказалось.
Начиная злиться, я попытался связаться с Хиро. Хотел знать, чем в данный момент занималась Кассия. Однако купол и магический блок Сотириоса были непроницаемы. Мгновение я взвешивал мысль прервать заклинание Сотириоса, но разрушительные последствия, которыми это обернулось бы для города и, возможно, большей части окрестных земель, меня от этого удержали. Таким образом, мне не оставалось ничего иного, кроме как дальше наблюдать за представлением, устроенным языками зеленого огня. Оно длилось долго. Невыносимо долго. В какой-то момент Сотириос пошатнулся, и я испугался, что ему не хватит сил завершить колдовство. Но затем на меня обрушился мощный взрыв. Зеленое пламя. Вспышка. Жар. Моя оболочка загорелась, защитное поле лопнуло, а Сотириос обессиленно упал на пол. Все закончилось.
Я исцелился и обошел прилавок. Как ни странно, колдун не потерял сознание. Еще одно подтверждение его огромного дара. Он стоял на коленях, не отрывая взгляда от клинка в своих ладонях.
– Шедевр. – В усталом голосе сквозила гордость. Потом он вытянул руки и передал мне свое творение. – Кинжал для дьявола. Он будет бесноваться в твоих жертвах и не оставит после себя ничего, кроме выжженной земли. Так я его и назову.
Я почтительно принял кинжал. Имя, данное ему колдуном, мне не нравилось, но оно и не должно мне нравиться, если клинок будет выполнять свою задачу. Магия покалывала в моих пальцах, когда я погладил медь и свежую гравировку на ней. Великолепно. Колдун замечательно справился с работой. Я одобрительно ему кивнул.
– Увидимся завтра.
Сотириос слабо улыбнулся. Несомненно, уже фантазировал, какую услугу от меня потребует.
– Увидимся. Увидимся.
После того как он небрежным жестом снял блок, я тут же понял, что что-то не так. Кто-то пытался меня призвать. Хиро и Грим. Не прошло и мгновения, как я услышал их голоса у себя в голове. Они заговорили наперебой, хотя одно предложение звучало четко.
«Девчонка исчезла».
Кассия
Разлад
Я, как оглушенная, бродила по дворцу. Хотелось заплакать, но слезы не шли. Янус отнял у меня последнее место, куда я могла возвращаться. Мое собственное тело. Он прав, я не ощущала этого проклятия, но
Немного поблуждав, я наконец отыскала дорогу к покоям Бела. Он до сих пор не вернулся. Так даже легче. У меня не осталось сил ему врать. Я решительно направилась в сад. Яркие лепестки цветов купались в солнечном свете. Умиротворение и красота природы посреди этого ужасного дворца казались настоящим издевательством.
Моя сумка лежала там же, где я ее оставила, – на гравии возле куста олеандра. Я присела и отодвинула в сторону булыжник, под которым спрятала Колдовской ларец. Кровь застыла у меня в жилах. Там ничего не оказалось. Я порылась в земле. Ничего.
Тигеллин все-таки нашел коробочку?
Сильный порыв ветра всколыхнул кусты и дернул меня за одежду. Он донес до меня голос – такой ледяной, что даже в давящую летнюю жару меня прошибла дрожь.
– Где ты была?