Он отсоединился. Я отбросил трубку на стул, закрыл ладонями лицо. Пес свернулся калачиком у моих ног, кость зажата между передними лапами. Он никак не мог расстаться с ней, все возюкал и грыз, как младенец погремушку. Солнце так же освещало поверхность водной глади, и птицы все еще перелетали неспешно над водой, перекликались скользя между стеблями рогоза, но сейчас непрочная, хрупкая природа, которую я наблюдал, казалось, придавила меня невидимой тяжестью. Я поймал себя на мысли, что смотрю в сторону заброшенного сарая, где гнездились змеи, поджидая, когда на их дорожке окажутся грызуны или мелкие птицы. Ты можешь отступить прочь, притворяясь, что они ничем тебе не навредили и нет никаких причин с ними связываться. Если ты оказался прав, то можешь никогда больше с ними не встретиться, или существа больше и сильнее их сделают тебе услугу и разберутся с ними вместо тебя.
Но, возможно, ты вернешься в тот же домик и поднимешь те же доски, и там, где была дюжина змеенышей, окажутся сотни, и никаких старых шкафов, гниющих досок и прочей рухляди не хватит, чтобы удержать их. Потому что проигнорировать их или забыть о них не значит избавиться от них.
Им просто становится проще размножаться.
Днем я оставил Рейчел дома, а сам поехал в Портленд. Спортивный костюм и кроссовки лежали в багажнике, и я собирался отправиться в спортзал и немного поразмяться, но вместо этого пошел бродить по улицам, заглянул в антикварный «Букинист» на Конгресс-стрит, а потом в музыкальный магазинчик в Старом порту. Я прихватил новый альбом «Pinetop Seven»
Вокруг по-прежнему было полно туристов: остатки летнего наплыва. Вскоре листья станут менять окраску, и следующая волна туристов нагрянет полюбоваться на полыхающий костер природы, распростершийся на север до самой границы с Канадой.
Я злился на Эллиота, а еще больше на себя. То, что он рассказал, походило на сложный случай, но сложные случаи были частью моей работы. Если бы я сидел и ждал легких и простых, я бы умер от голода или сошел бы с ума от скуки. Два года назад я рванул бы в Южную Каролину, ни на секунду не задумываясь. Но сейчас со мной была Рейчел, скоро я должен стать отцом. Мне выпал второй шанс, и не хотелось упустить его.
Незаметно для себя я оказался в машине. На этот раз я вытащил свою сумку со спортивной одеждой и провел час, выжимая вес так, как никогда. Я заставил мышцы поработать до такой степени, что пришлось сесть на лавочку, опустить голову вниз и выждать, пока пройдет дурнота. Но я по-прежнему чувствовал себя выбитым из колеи, когда возвращался в Скарборо, и выступивший на лице пот был потом больного.
Мы с Рейчел толком поговорили о звонке только за ужином. Мы были вместе около девятнадцати месяцев, а под общей крышей жили не больше двух. Были люди, которые сейчас по-другому смотрели на меня, как будто удивляясь, как такой человек, который потерял жену и ребенка всего три года назад, смог взять себя в руки и начать снова: жениться, зачать ребенка и попытаться найти место для него в мире, в котором плодятся убийцы, способные уничтожить мать и дитя.
Но если бы я не попытался, если бы я не потянулся к другому человеку и не построил бы этот хрупкий мостик наших отношений в надежде, что когда-нибудь мы станем ближе друг другу, значит, Странник, этот урод, что лишил меня моих любимых, выиграл бы. Я не мог изменить тот факт, что мы все пострадали от его рук, но я не желаю быть его жертвой всю оставшуюся жизнь.
А эта тихая женщина была абсолютно невероятна. Она разглядела во мне что-то достойное любви, спасения и начала восстанавливать это во мне откуда-то из страшной глубины, куда естество мое запряталось в попытке спасти себя от возможной новой боли. Она не была настолько наивной, чтобы верить, будто может спасти меня: она скорее заставила меня самого захотеть спасать себя.
Рейчел была в шоке, когда узнала, что беременна. В начале мы оба были поражены этой новостью, но даже тогда было ощущение, что это правильно, естественно и позволит нам смотреть в будущее с какой-то тихой уверенностью. Казалось, это решение — родить ребенка — было принято за нас какой-то Высшей силой, и все, что нам сейчас оставалось, это удержаться на гребне и наслаждаться ситуацией. Ну, возможно, Рейчел не сказала бы «наслаждаться»: в конце концов, это она испытывала странную тяжесть в движениях с того момента, как анализы подтвердили ее предположения; это она с тревогой смотрела в зеркало на свою фигуру по мере того, как стала прибавлять в весе; это ее застал я на кухне глухой августовской ночью всю в слезах под напором охвативших ее чувств — ужаса, печали и изнеможения; это ее рвало каждое утро с неизбежностью восхода; и это она сидела, приложив руку к животу, прислушиваясь к биению маленького сердца со страхом и благоговением, как будто могла расслышать, как медленно растет в ней новое живое существо. Первый триместр был очень тяжелым для нее. А сейчас, к исходу второго, она обрела какую-то новую энергию в первых толчках своего малыша, в подтверждении того, что стало из возможности реальностью.
Пока я тихонько рассматривал ее, Рейчел яростно расправлялась с куском говядины, рядом на тарелке высились горки гарнира из картофеля, моркови и цуккини.
— Ты почему не ешь? — поинтересовалась она, сделав короткую передышку.
Я прикрыл тарелку ладонью:
— Вот собака!
Слева от меня взметнулась голова Уолта, короткая вспышка недоумения мелькнула у него в глазах.
— Да не ты, — приободрил я его, и пес снова завилял хвостом.
— Это из-за сегодняшнего звонка. Я права?
Я кивнул и начал ковырять вилкой еду, потом рассказал ей новости от Эллиота.
— У него проблемы, — завершил я. — И у каждого, кто встанет на его сторону против Эрла Ларуза, тоже будут проблемы.