Зина недолго думала, куда вложить (инвестировать) монеты: в недвижимость, конечно. Как раз в подъезде этажом ниже продавали однушку. Сделала кое-какой ремонт, обставила бэушной, из комиссионки, мебелью. Дала объявление в газету: «Сдаю квартиру посуточно, почасово». И дело закипело.

Это только с первого взгляда город затянула ряска семейных идиллий. А всколыхни сонную зелень – под ней бурлили такие роковые страсти, таким махровым цветом расцветали романы, так мощно пробивались измены и прорастали клятвопреступления, такими кинжальными клиньями вычерчивались любовные треугольники… Куда тебе Санта-Барабара.

С утра названивали сбежавшие с пары студенты. Бегая блудливыми глазёнками, зажимали в потных ладошках данные мамой на бутерброды карманные гроши.

В обед хозяева торговых точек таскали девчонок как по конвейеру: рядом находился центральный рынок. Жмоты: за копейку удавятся. Яростно торговались, жестикулировали корявыми волосатыми руками: «Нам, слюшай, разный трали-вали туда-сюда не нада-а. Время – деньги, да-а?» Их воля, они бы жучили девчонок с калькулятором в джигитских оскаленных зубах и ухитрялись выцыганить поминутную оплату.

Вечером, по дороге с работы домой, заглядывали постоянные клиенты: люди солидные, степенные, семейные, не шухры-мухры. Зина их уважала.

Ночи оплачивали разбитные профессионалки, находящиеся в свободном плавании.

Преступная, тайная любовь щедро одаряла Зининых клиентов серотонином и эндорфинами (не путать с венерологией, хотя и её, надо полагать, хватало). Разглаживала морщины, придавала блеск глазам, подтягивала брюшки, разгоняла кровь. Парочки возвращали ключи, полыхая тёмным, как выстоявшееся рубиновое вино, грешным румянцем, смущённо потупляя косые от страсти глаза.

Зина споласкивала рюмки, вытряхивала пепельницы, выбрасывала презервативы – иногда, чего греха таить, шприцы. Раздёргивала шторы, проветривала комнату, споласкивала ванну, прыскала дезодорантом – приборки на десять минут.

Постель другое дело. Снимала бельё, придирчиво рассматривала на свет: нет ли пятен. Крепко встряхивала, брызгала водой из пульверизатора. Проглаживала раскалённым утюгом на сгибах пополам, потом по четвертушкам, потом по восьмушкам. Получались тугие складки: свидетельства стерильности и свежести. А чего попусту стиральную машинку гонять. Зина слыла у клиентов чистоплотной и ответственной хозяйкой.

Постояльцы были сыты любовью: на кухне оставались нетронутыми нарезки, сыры, ветчина, красная рыба. Она не брезговала прихватывать деликатесы на ужин. Уносила недопитые коньяки и вина: сгодится задабривать соседок – вредных старушонок: чтобы не стучали в ЖЭК и участковому на незаконную сдачу квартиры.

Бизнес затягивал, Зина проявляла чудеса изворотливости. Например, поселяла командированных, и пока они разрывались по своим делам, успевала в их отсутствие несколько раз сдать койку дневным любовникам: получался двойной, даже тройной навар. Вошла во вкус настолько, что начала предлагать собственную квартиру: а чего площадям простаивать, добру пропадать, верно?

В старенькую сумку складывала документы, деньги. Днём гуляла по магазинам, ночью отправлялась сидеть на вокзал. Ну, побродит бездомной кошкой: зато лишние две тысячи рублей на дороге не валяются, верно? Зинино лицо приобрело осмысленность и одухотворённость, она помолодела и похорошела, курсируя круглые сутки на свежем воздухе – кто бы дал ей её пятьдесят два?

Накопленную выручку Зина трепетно обращала в сияющие тяжёленькие монеты. Только прятала их не как глупая старуха, в соде – а за плинтусом.

Был один жирный минус: квартиранты, в тумане любви и вина, теряли равновесие и падали, раскалывая фаянсовые бачки, унитазы и раковины. Пытаясь удержаться на ногах, цеплялись за проводки и с мясом выдёргивали розетки. В общем, наносили ощутимый урон Зининому беспокойному хозяйству. Пришлось в расходной графе внести пункт «неизбежные производственные издержки». Зина через газету бесплатных объявлений вышла на умельца на все руки, молодого электрика и сантехника Витька.

Витькова изба сгорела вместе с отцом и матерью по пьяному делу: для деревни вещь обыденная. Однако непутёвый родитель успел заложить в Витьке мужицкую хватку: руки у парня росли откуда следует и знали, с какой стороны браться за инструмент.

Витёк сговорился с одной бабкой сторожить дачный домик. За лето натаскал сушняк, забил дровяник под самую крышу. Спал в баньке и мылся тут же: сначала дождевой водой из бочки, после растопленным снегом. Мутноватый чай тоже кипятил из снега – жить можно было!

В город приезжал утренней семичасовой электричкой. Испещрённая заказами грязная тетрадка лежала в ящичке с отцовым инструментом. Среди городских хозяек Витёк был нарасхват, но вечера у него были свято неприкосновенны: с недавних пор записался в любительскую киностудию. Там же познакомился с городской подружкой, на которую имел серьёзные виды.

Зина не нарадовалась: Витёк сменил клапан в бачке, покрыл акрилом ванну, и она сияла как пасхальное яичушко. С замыкающим светильником возился целый вечер, Зина подавала инструменты. Под конец Витёк по собственной инициативе поднялся в её квартиру, подкрутил телевизор.

Телевизор для Зины был отдушиной, глотком свежего воздуха. Вечером включила – ничего не поняла. Вместо пальм, фазенд и знойных бразильянок – подозрительно знакомая типовая квартира, вид сверху на двуспальную кровать. А там… Зина чуть не рухнула со стула. То есть она не была пуританкой и хорошо понимала, чем занимается парочка, только что получившая ключи… Плюясь, бросилась вызванивать Витька.

Витёк не стал отпираться. Смиренно покаялся, что просто хотел модернизировать Зинин бизнес, обогатить творческим подходом: