Элин смотрела на меня как на какое-то отвратительное насекомое, выползшее из-под камня. Я продолжил:

— Я связался со Слейдом и спросил его, что, черт возьми, происходит. Он сказал, что этот человек был внештатным агентом, которому не доверяла ни одна сторона — положиться на него стало просто невозможно. Слейд посоветовал мне рассказать Кенникену о том, что я сделал, и после этого мои акции резко пошли в гору. По-видимому, Кенникен знал, что из его организации происходит утечка информации, и существовало достаточно доказательств, указывающих на человека, которого я убил. Так я стал одним из его голубоглазых мальчиков — он полностью мне доверял, — и это было ошибкой, поскольку нам удалось полностью разрушить его агентурную сеть.

Элин перевела дыхание.

— И это все?

— Нет, черт возьми, это не все! — воскликнул я с отчаянием. Я протянул руку за бутылкой виски и обнаружил, что мои пальцы трясутся. — Когда все закончилось, я вернулся в Англию. Меня поздравили с хорошо проделанной работой. Скандинавская ветвь Департамента находилась в состоянии эйфории, и я оказался чуть ли не главным героем! Затем я узнал, что человек, которого я убил, вовсе не являлся внештатным агентом. Его имя — если это имеет значение — было Биркби, и он работал в Департаменте, так же как и я.

Я плеснул виски в стакан.

— Слейд переставлял нас, как шахматные фигуры. Ни Биркби, ни я не смогли проникнуть в организацию Кенникена так глубоко, как ему хотелось, поэтому он решил пожертвовать одной пешкой, чтобы продвинуть другую на более выгодную позицию. Но мне показалось, что Слейд играл не по правилам — это было так, как если бы шахматист смел с доски одну из собственных фигур, чтобы поставить мат противнику.

Элин спросила дрожащим голосом:

— Неужели в вашем грязном мире еще существуют какие-то правила?

— Совершенно верно, — сказал я. — В нем нет правил. Но мне казалось, что они существуют. — Я проглотил неразбавленное виски и почувствовал жжение в горле. — Я попытался поднять шум. Но никто, разумеется, не стал меня слушать — работа была выполнена успешно, и про нее уже успели забыть, так как теперь предстояло приступить к осуществлению еще более грандиозных планов. Слейд провернул операцию, и никто не хотел углубляться в то, как он это сделал. — Я невесело рассмеялся. — Он получил повышение, и копаться в грязи теперь было бы бестактно — тень могла пасть на начальство, которое его продвинуло. Я стал помехой, от которой следовало избавиться.

— Так, значит, они от тебя избавились, — произнесла она без выражения.

— Если бы Слейд мог принимать решения, то от меня избавились бы другим путем — навсегда. Он сам сказал мне об этом не так давно. Но в те дни он занимал не слишком высокую должность в организации и не обладал достаточным весом. — Я посмотрел на дно стакана. — Ну а тогда все объяснили тем, что у меня произошел нервный срыв.

Я поднял глаза на Элин.

— Отчасти это была правда — я бы сказал пятьдесят на пятьдесят. Долгое время я находился в состоянии сильного нервного напряжения, и случай с Биркби оказался последней каплей. Кроме того, для таких, как я, у Департамента имелся госпиталь с ручными психиатрами. Прямо сейчас где-то там у них хранится мое досье, материалы которого привели бы в ужас старика Фрейда. Если я переступлю черту, то сразу же найдется психиатр, готовый доказать: я страдаю целым комплексом нервных заболеваний от энуреза до параноидальной мании величия. Кто усомнится в доказательствах, представленных выдающимся медицинским светилом?

Элин была разгневана.

— Но это неэтично! Ты так же безумен, как я!

— Здесь не существует правил — помнишь? — Я налил себе очередную порцию виски, на этот раз более спокойно. — В общем, мне позволили уйти в отставку. В любом случае, я стал бесполезен для Департамента, так как превратился в некую аномалию — хорошо известного секретного агента. Я уполз в Шотландский глен зализывать раны. Мне казалось, что я в безопасности, до тех пор пока не появился Слейд.

— И не начал шантажировать тебя Кенникеном. Он способен сообщить Кенникену, где ты находишься?

— В этом для него не будет ничего нового. И Кенникен имеет достаточно вескую причину для беспокойства. Дело в том, что теперь он ни на что не способен с девушками — и обвиняет в этом меня. Я жив только потому, что он не знает, где меня найти.

Я подумал о нашей последней встрече в сумраке шведского леса. Я знал, что не убью его, я понял это, как только нажал на курок. Снайперы обладают любопытным дополнительным чувством, которое заранее говорит им, попадут ли они в свою цель, и я знал, что пуля пошла слишком низко, и она только ранит его. Ранение оказалось весьма особенным, и мне не приходилось ожидать пощады от Кенникена, если он меня поймает.