Дед кузнечиком соскочил с табурета, ласточкой выпорхнул из избы.

— Отстрелялся он, слышишь, Маринка? Но это дело-то поправимое. Давай-ка, мы ему таблеточку в самогоне разведем. Я для этого дела купил в Германии упаковку «Виагры».

Дед вернулся, держа в руках четыре розовых огромных помидора.

— Ну, что, дедуля, ещё по стопочке?

— Я — последнюю.

— Ай, ли?

— Больше двухсот граммов в неделю не употребляю. Это вам, молодым, и литр за раз уговорить труда не составляет.

Выпили, посидели. Дед что-то на табурете заерзал. А потом стал подскакивать, суетиться, подкладывая в тарелку ивового прутика разносолы, да маринады. Витька, глядя за ухаживаниями, улыбку в воротник рубахи прятал. А потом чуть ли не требовательно выпалил:

— Так соседку пойдешь вискарем угощать?

— Ах, понимаю, понимаю, — с готовностью оживился старик, — Одни хотите остаться. Дело молодое. А я и в самом деле схожу. Тряхну стариной.

Скоро надел пиджак, засунул в него заморскую посудину и вышел.

— Ну, держись тетка Наталья! — покатился со смеху Виктор.

…Утро солнечное выдалось, ласковое. Витька, нежно прикоснулся губами к щеке спящей девушки, спрыгнул с кровати, помчался во двор по ведру. Уборная в самом конце яблоневого сада.

Облегчился и хотел было уже снова к мягкой кровати бежать, да стал невольным свидетелем нервного разговора. Соседка налетала, дед оправдывался.

— Ошалел, ты что ли, черт старый. Заездил за ночь. Раздавил как трактор.

— Извини, Натальюшка, нашла на меня какая-то бесова сила. Сам себе удивляюсь.

— Два года импотентом прикидывался. А тут, видите ли, нашло на него! Сказал бы уж честно, что два года на молочную ферму не ради навоза бегал. Небось каждой доярке удовольствие доставил.

— Да о чем ты! Говорю же — нашло! Наверное, все дело в этом виски.

— Как же поверила! Выпил две стопки — и четыре раза. Без передыху. И ещё ему давай! Ты что, Степан, обалдел?

— Натальюшка!