— Ты специально сюда сбежал? — Спросил боярин.
— Псарь не должен смотреть, как блудит царь, — ответил выдуманной прибауткой Александр. — У меня тут запасной секретный выход имеется. Чтобы никто дверь банную не припёр и трубу не закрыл, чтобы угорели мы. Сейчас тоже может пригодиться. Не высидим мы так долго с тобой. Знаю я своих девиц. Весьма искусны они в плотских утехах.
Адашев покряхтел немного и спросил:
— Где дверь, говоришь?
— Да пойдём уже. Там и обмоемся.
Он дёрнул на себя крюк с мочалками и показал на распахнувшуюся дверь.
— Проходи, Алексей Фёдорович.
Это была обычная душевая, где они пошкрябали друг друга мочалками, обмылись и прошли в другую комнату — раздевалку.
— Занятно тут у тебя, — удивился боярин. — Много труда вложил. А всего-то в баню. И свет у тебя необычный. Что за светильники?
На стенах во «дворце» висели масляные лампы, закрытые квадратным стеклянным колпаком. Зелёные матовые стёкла, связанные в кубы свинцовыми рёбрами не очень хорошо пропускали свет, но Санька радовался и этому. Лучины и свечи в этом мире его просто утомили и он, отдав шведам целых двадцать рублей за сто стёкол примерно десять на десять сантиметров, радовался этому лучу света в тёмном царстве почти по-детски.
— Масляные. Конопляное масло.
Адашев обвёл помещение внимательным взглядом. Потом встал и выглянул за другую дверь, за которой была задняя часть дворца и стояли ещё две девицы-воительницы.
— Ох ты, господи, — перекрестился Адашев. — везде они у тебя стоят.
— Берегут.
— Надёжные?
Санька пожал плечами.
— Я вот, что тебе хотел сказать, Ракшай.
Он поёжился и Александр достал из платяного шкафа две большие махровые простыни. Одну он отдал Адашеву, в другую завернулся сам.
— Убить меня пытались, — сказал окольничий. — Три раза за этот год. При взятии Казани стреляли из пищали и лука, когда Азов брали стрела попала в шею. И в Москве перед нашим отъездом стрельнули, да, похоже, что потравили зельем стрелу. Неможется мне всю дорогу. И всё хуже, и хуже деется. Сейчас сижу и голова кругом идёт.
— Может от пара?