— Мы только могли ее совершить.
— Если бы начали подбирать ответ под вас.
— Под то, что вы считаете правильным, или под то, чего вы ждете от перспективного материала.
— Мы уже было начали мозговой штурм.
— Это чай с бергамотом?
— С бергамотом, — кивает инспектор. — Вы с молоком или по-русски?
— С молоком.
— По-русски.
Дети удивлены гораздо больше, чем Анаит.
— Может быть, — очень осторожно и неуверенно говорит девочка, — после всего, что тут обязательно будет, нам выгоднее закончить хотя бы в другом филиале?..
— Потому что у тех, кто закончит здесь, будет совсем уж нулевая перспектива?
— Мы вряд ли имеем право на компенсацию…
— Хотя по сути дела с нами обошлись нечестно…
— С вами обошлись не просто нечестно. — Тонкостенные белые чашки со сдвоенными ребрами граней и слегка расплывающимся синим узором, сумасшедшие птицы на блюдцах и такая же — всех цветов рыжего — обнимает крыльями чайник. Должно бы казаться безвкусицей. Не кажется. Если бы Анаит дала волю паранойе, решила бы, что посуду отбирал и утверждал Моран. Анализ, впрочем, говорит то же самое, что и паранойя. — И вы имеете право на компенсацию. Это не значит, что вас обязательно удовлетворит форма компенсации.
Дети куда-то несутся резвой мыслью — и спотыкаются, как фигурист на выщербленном льду.
Они очень хорошо простроили беседу заранее и пару раз удачно сымпровизировали, не заметив, правда, насколько подгоняли ответ под спрашивающего, говоря при этом об обратном. Это бессознательное, не отслеживаемое уже. Одна из черт идеального сотрудника по здешним критериям: превентивная коммуникация, пассивный контроль.
Хамелеончики сидят в одном кресле, тесно прижавшись друг к другу.
— Честно говоря, — выдает после паузы мальчик, делая лицо обреченное и мученическое, — нам… к черту все равно, лишь бы не волчий билет. Любой ценой. Если надо сотрудничать…
— Почему любой ценой? Это три разных вопроса. Почему? Почему любой? Почему ценой? Да, и четвертый. Зачем сотрудничать?
Когда она — как ей тогда казалось — приставила Сообществу нож к горлу: сделайте меня умной… Ее не убили. Ей не дали по рукам. Ее даже не прогнали. Ее спросили: зачем.