По Симферопольскому шоссе, на юг от Москвы, неспешно катил человек на красном «ИЖ Планета-5».

Он выглядел несколько комично и… провинциально. Крупный мужчина лет тридцати, с открытым обветренным лицом; нос облупился от загара, у крыльев кожа слегка шелушилась. Мужчина был одет в кожаную куртку, явно перешитую из какого-то древнего одеяния – пальто или плаща. На спине красовалась надпись: «Ksteen».

Его звали Константин Бурцев, и он был спасателем из Серпухова; если точнее – старшим четвертого экипажа.

Шестнадцатого июля на шоссе Таруса – Калуга произошло нечто странное. Случайный очевидец доложил в штаб МЧС о сгоревшем бензовозе. Дежурный попросил подтвердить или опровергнуть полученную информацию пилота вертолета «МИ-6», выполнявшего летное задание в том же районе. Однако вертолет местного аэроклуба с парашютистами на борту вскоре пропал с экрана радара.

Кстина и его четвертый экипаж направили в район бедствия, но оказалось, что бензовоз – действительно сгоревший – перекрыл шоссе и проехать дальше не было никакой возможности. Наверное, они бы пробились, но поступила совсем уж невероятная команда – ни шагу дальше! И они остановились. Что касается Кстина, то он со своим экипажем не видел ничего, кроме сгоревшего бензовоза. Да еще они подвозили какого-то странного мужика, такого же большого и краснолицего, как и сам Константин – Кстин. И больше ничего.

Естественно, он не мог знать подлинную подоплеку происшедшего. Точно так же не могли ее понять и те, кому по долгу службы положено знать все. Однако компетентные органы не без оснований подозревали, что события шестнадцатого июля должны наложить определенный отпечаток на психику всех, кто каким-то образом оказался в них замешан…[1] И Кстин был одним из первых в этом списке.

Семнадцатого, в его законный день отдыха, позвонил начальник и приказал срочно выехать в Москву. Поездка была оформлена как служебная командировка сроком на неделю.

Кстин не возражал. Побывать в столице за казенный счет? Да кто же от этого откажется?

Он оседлал своего старенького «ижачка» (в Серпухове Кстин слыл одним из «центровых» байкеров, а мужественная профессия только поднимала его авторитет) и отправился в Москву. Почти полдня ушло на то, чтобы найти указанный адрес – незаметный переулок в районе Лубянки. Наверное, если бы он поехал на «Москвиче», доставшемся от отца (старик «четыреста двенадцатый» был еще крепок и уверенно стоял на всех четырех колесах), то не смог бы пересечь и Садовое кольцо.

За эти несколько часов он понял, что Москва не предназначена для того, чтобы ездить по ней на автомобиле, хотя глаза говорили обратное: тучи машин, как стаи разноцветных мух, метались от светофора к светофору; на первый взгляд, безо всякой видимой системы, но, приглядевшись, он понял, что у этой игры есть свои правила. Он мог их усвоить, но вряд ли смог бы по ним играть. Мотоцикл оказался наилучшим выходом, к тому же от раскаленного асфальта поднимался такой жар, что в «Москвиче» он чувствовал бы себя как курица в духовке.

Столица в очередной раз поразила его ясно спланированным безумием жизни, и Кстин стал подумывать, что неделя – это, пожалуй, слишком много.

Как оказалось (да он так и подозревал с самого начала), вызывали его не в родное министерство, а в Контору. Найдя в маленьком переулке неприметное двухэтажное здание голубого цвета, Кстин на входе предъявил свои документы доброму молодцу со звездами прапорщика на плечах, тот снял телефонную трубку, доложил, и началось.

Три часа без единого перерыва он раз за разом рассказывал все, что знал. Вежливый молодой человек в белом халате и очках заинтересованно кивал, записывая каждое его слово, а потом говорил: «И все же давайте вернемся к самому началу». И Кстин возвращался, думая, что рассказать больше нечего, но каждый раз всплывала какая-нибудь новая, упущенная им ранее деталь.

Молодой человек радостно улыбался, словно получил в награду за свое усердие мороженое, и повторял: «Давайте еще раз вернемся к самому началу».

В конце концов Бурцев не выдержал и заявил, что, может быть, оставим что-нибудь на потом? Ведь впереди еще целая неделя?