Мы уже подошли к конюшне, но Боб, очевидно, не подозревал, куда я его веду. Поздоровавшись со старшим конюшим, я сказал:

– Нам нужно вниз, именем барда Тибо.

Конюший меня прекрасно знал в лицо, знал о моих особых отношениях с казначеем и потому только кивнул, тут же вернувшись к своим делам.

– Какие страшные твари! – с нотками ужаса и восторга одновременно воскликнул Боб. – Ни за что на таких не буду ездить!

– Я сказал то же самое, когда впервые увидел ящера, – сообщил я ему. – Однако Митко быстро меня переубедил.

Мы спустились по лестнице, я открыл тяжелую дубовую дверь в подземелье, пропустил Боба вперед и вошел сам. Прежде чем Боб успел понять, куда мы попали, я уже захлопнул дверь и закрыл ее на засов. И тут же Грейзер – мощный темно-красный самец с противным характером, сидевший в ближайшем от двери загоне, с рычанием бросился грудью на загородку.

– Ох! – только и выдохнул Боб в ужасе.

– Не бойся, – успокоил я его. – Грейзер – малый противный, но он не будет ни на кого нападать, пока не получит боевой команды или не подвергнется нападению сам. В этом весь фокус – темные эльфы продают ящеров уже обученными, они беспрекословно подчиняются людям, которые ими управляют. За одним только исключением – ящер никогда не нападет на темного эльфа. Как и почему – никто не знает. Ящеры не поддаются людской дрессуре. Их невозможно научить ничему, кроме того, что они уже знают. Очевидно, эльфийская магия. Не бойся его, он просто тебя дразнит. У Грейзера – отвратительный характер, он хулиган. Но ты пришел со мной, а меня он знает, потому не тронет тебя. Да, Грейзер? – спросил я и, просунув руку в загородку, почесал зверю морду, у ноздрей. Грейзер довольно сощурился и лукаво посмотрел на Боба, дескать, как я тебя напугал, а? Боб же, несмотря на мои объяснения, все равно жался к стене.

Чувствуя страх человека, Грейзер начал радостно помахивать хвостом и скалить зубы. Частокол этих грозных ножей произвел на молотобойца неизгладимое впечатление, а утыканный шипами хвост, со свистом и размеренностью маятника рассекающий воздух, Боба просто околдовал. Он смотрел на него не в силах отвести взгляд. Довольный Грейзер зарычал и растопырил когти на коротких передних лапах – четыре отточенные бритвы на каждой.

– Не наглей, Грейзер, старый баламут, – сказал я ему, и ящер тут же перевел на меня испытывающий взгляд своих желтых глаз. Митко, перед тем как первый раз подвести нас к ящерам, предупреждал:

– Перед тем как позволить вам сесть на себя, ящер заглянет вам в глаза. Если вы выдержите этот взгляд – сможете спокойно им управлять. Нет – он будет носить вас до поры до времени, постоянно устраивая вам мелкие пакости. А если, не дай бог, вам придется столкнуться в бою на ящере с темным эльфом – зверь просто сбросит вас и разорвет.

Мне тогда выпало ехать как раз на Грейзере, и он, так же как теперь, заглянул мне в глаза. Я упрямо нагнул голову, но взгляда не отвел. Мне тогда показалось, что Грейзер усмехнулся и позволил взобраться ему на спину. Вот и теперь, встретившись с моим взглядом, ящер, казалось, улыбался. Затем отвел глаза, развернулся и отошел от загородки, тяжело топая мощными задними лапами и вяло помахивая хвостом.

– Ну, видел? – повернулся я к Бобу. – Я даже погладил его по морде, и ничего – жив пока. Пока ты не встретился с ящером в бою – он не опасен.

– Может, я лучше пешком пойду? – спросил Боб.

Из конюшни мы отправились искать место, в котором можно будет складывать снаряжение. Рассудив по дороге, что нам скорее всего придется скрытно покидать город, мы решили, что это место должно быть где-то в глухом пригороде, чтобы наш выезд из него, тем более верхом на ящерах, никому не бросался в глаза. Боб, правда, с мыслью, что ему придется ехать на «этой твари», так и не смирился.

Наиболее подходящим для нашей затеи был, конечно, восточный пригород, со стороны трущоб. Малонаселенный, без всяких достопримечательностей и крупных хозяйств, со множеством заброшенных ферм. Для наших целей он вполне подходил. Боб вспомнил, что когда-то давно бывал на ферме некоего Ганса Светлого, расположенной далеко в стороне от проезжего тракта и потому почти заброшенной, еще при жизни ее старого хозяина. Теперь, по мнению Боба, там вообще должно было царить запустение, и едва ли случайный путник на эту ферму набредет. Именно туда мы первым делом и направились.

Наши надежды в общем-то оправдались – ферма была пуста и заброшена, однако по пути к ней мы миновали несколько старых хозяйств, которые, похоже, в последнее время обрели новых хозяев, и жизнь там кипела. В загонах мычала скотина, чернели прямоугольники возделанных угодий, слышались людские голоса, иногда смех или ругань. У одной из ферм нам помахала рукой девчонка – подросток с косичками, судя по формам, уже начинающая превращаться в девушку, мы помахали ей в ответ, но сочли это не слишком добрым знаком.

На ферме Ганса мы обнаружили уже готовый тайник, в погребе, за скотным сараем, правда, не очень больших размеров. Боб сказал, что сможет его расширить и укрепить кровлю над ним, чтобы не обвалилась, а на подступах наставить ловушек, для особо любопытных. Ловушек простецких и не особенно скрытных, не для того, чтобы кого-то поймать, а для того, чтобы отпугнуть. Но мне этого показалось недостаточно, я стал соображать, чем бы еще можно отпугнуть незваных визитеров, и придумал. Нашел кусок не слишком гнилой доски, в кармане – кусочек мела, написал на доске: «Изъято за долги. Собственность графского казначейства», – и приделал доску над воротами фермы. Боб, который за этими манипуляциями наблюдал с сомнением, решился спросить:

– Это чего будет?

Я прочитал ему надпись и пояснил, что теперь любой, кто залезет на ферму, будет считать, что он обворовывает графское казначейство, а с этим шутки плохи – можно и голову потерять. Боб, который, судя по всему, не умел ни читать, ни писать, теперь переводил с меня на доску восторженный взгляд, словно бы на его глазах случилось чудо – при помощи куска мела и обломка дерева на ферму словно было наброшено охранное заклинание. Похоже, Боб Крейн теперь воспринимал меня чуть ли не как мага или сельского колдуна, на худой конец. Я впервые подумал тогда, что в этом и коренится, наверное, восторженное отношение к бардам – они знают грамоту, что само по себе вызывало уважение у безграмотных крестьян. Но вдобавок к этому барды еще и делились своими знаниями с народом – пересказывали прочитанные ими книги, пели песни и баллады. Несмотря на явно не подходящую обстановку, я впервые в жизни испытал гордость за свою принадлежность к гильдии.