— А нельзя чего-нибудь иного?

Руководствуясь намеками, я завел ее сначала в «Нана-плаза», где девушки в бикини танцевали вокруг алюминиевого шеста, затем в «Огненный дом» на сой Ковбой с танцовщицами без лифчиков и, наконец, в «Огненную киску» — тоже на сой Ковбой — с совершенно голыми девицами. В итоге мы оказались в баре на верхнем этаже в Пат-Понге. В этом клубе царил полумрак — единственное световое пятно выхватывало из темноты звезду представления.

Я столько раз видел банана-шоу, что не мог не испытывать скуки, зато Элизабет Хэтч неподдельно увлеклась. И вдруг зашептала, словно хотела показать, что мы с ней на равных, или вознаградить за то, что я целый вечер с ней возился:

— Взорвать бомбу в подобном месте, и смысл послания будет всем очевиден: станете поддерживать Америку, и мы развалим вашу экономику. У вас нет достаточно разведчиков и сил безопасности, чтобы уберечь свою страну. И мы тоже не способны вам в этом помочь. Ничего не скажешь — хороши союзнички. — Она улыбнулась и вдруг заговорила жеманным тоном: — Неужели это настоящие бритвы? Я читала об этом в одном из путеводителей, но не поверила. Как ей удается проделывать такие фокусы и не изрезать себя в лоскуты?

— Секрет ремесла. Хотите, чтобы я позвал мамасан?

— Пусть сначала кончит. У нее такое красивое тело.

Я потихоньку поманил мамасан и стал с ней шептаться по-тайски, пока агент ЦРУ смотрела представление. Даже в Пат-Понге не каждую девушку настолько заносит, а я хотел угодить Элизабет Хэтч, чтобы она оставалась на моей стороне. Мамасан назвала цифру, перед которой не устояло бы большинство девиц. Я сообщил ее агенту ЦРУ, и та кивнула. Когда звезда закончила выступление, мамасан подошла к ней пошушукаться. Я заметил, что девушка удивленно посмотрела в сторону американки и одарила ее соблазнительной улыбкой. Та беспечно улыбнулась в ответ. Переодевшись, тайка подсела к нашему столику и положила голову на плечо разведчицы.

— Теперь я могу уйти? — поинтересовался я.

Голос Элизабет дрожал от вожделения.

— Спросите ее, если вам не трудно, есть ли нечто такое, что она откажется делать.

Последовала короткая дискуссия между мной и девушкой на тайском.

— Ничего такого нет. Только не обижайте ее.

Элизабет вскинула голову:

— Вы так сказали, потому что я американка, потому что женщина или потому что лесбиянка?

— Нечто подобное обычно говорю мужчинам, — улыбнулся я.

Мы вышли на улицу втроем. Я поймал Элизабет такси и смотрел, как она садится на заднее сиденье со своей добычей. Внезапно она сделала шоферу знак задержаться. Опустила стекло, поманила к себе и, когда я приблизился, взяла за руку:

— Спасибо за все. Не могу сказать, что мне нравится то, что я делаю. — Американка помолчала. — Просто мне не хватает воздуха.

— Понимаю, — кивнул я.

— Это вовсе не то, что мне свойственно, — бросила она, поднимая стекло. Девушка сидела рядом с ней в черной шелковой блузке с большим вырезом и короткой белой юбке, открывающей смуглые ноги. Она перехватила мой взгляд. «Какие-нибудь проблемы?» Я покачал головой. Никаких проблем. Просто очередная задыхающаяся и жаждущая жизни представительница белой расы. Такси унесло их прочь.

Было пятнадцать минут второго — до отбоя оставалось сорок пять минут. Улица ожила парочками, спешащими в соседние отели. Встречались и белые женщины с местными девушками, но в основном бизнес оставался гетеросексуальным. Но Пат-Понг располагался всего в паре минут ходьбы от баров голубых по другую сторону Суравонга. В «Торжественном завершении» программа была почти такой же, как в Пат-Понге, только на сцене выступали не женщины, а мужчины. Большинство из них — в трусах, возрастом до двадцати с небольшим лет. И лишь немногие — старше, крепче, более возмужалые. На всех красовались татуировки.