00:55

Командир тральщика «Патрон» (Т-203) старший лейтенант Ефимов в наступившей темноте окончательно потерял и все тральщики своего дивизиона, и отряд прикрытия адмирала Пантелеева.

Впереди открылся «Киров», а справа по борту накренившийся, стоявший без хода, «Гордый».

Впрочем, как тральщик, «Патрон» уже перестал существовать. Все тралы — основные и запасные — были перебиты и израсходованы. Корабль шёл, выставив, как и все, собственные параваны-охранители. В радиорубке внимательно слушали эфир, где отсутствовало какое-либо подобие радиодисциплины.

Транспорты и даже боевые корабли переговаривались между собой открытым текстом по системе УКВ «Рейд». Из переговоров явствовало, что практически все — и боевые корабли, и транспорты — потеряли своё место в ордере, строй конвоев распался. Радиосистема «Дозор», по которой шли исключительно циркулярные радиограммы командования флотом, передав в 22:30 приказ Трибуца встать на якорь, с тех пор многозначительно молчала.

Появившаяся в эфире радиостанция лидера «Минск» упорно вызывала лидер «Ленинград», но ответов «Ленинграда» на тральщике не слышали. Неожиданно на УКВ возник «Киров», с которого на «Патрон» передали приказ оставаться на месте, заняв позицию охранения с правого борта крейсера. И быть готовым с первыми лучами рассвета начать движение.

Старший лейтенант Ефимов искренне обрадовался этому сообщению. Беспризорное блуждание всегда тягостно для любого корабля и особенно для командира, который прежнюю боевую задачу уже выполнять не мог, а новой ещё не имел. Стоянка на якоре в течение нескольких часов представляла возможность хоть какого-то отдыха измученному экипажу «Патрона», фактически не смыкающему глаз с момента выхода на Эзель с бомбами для дальних бомбардировщиков полковника Преображенского. Хотя об отдыхе говорить можно было только условно. Все помещения тральщика были переполнены ещё накануне, когда «Патрон» следовал с тралами, ведя за собой отряд прикрытия, юркие малые охотники и сторожевые катера передали на тральщик около сотни подобранных из воды людей с разных погибших кораблей и судов. Их принимал фельдшер «Патрона» Николай Иванов, пытаясь всех помыть в душе, чтобы хоть немного отмыть мазут, коркой покрывавший лица и тела спасённых, переодеть их в сухое обмундирование и как-то разместить их по помещениям маленького корабля. Фельдшеру помогали практически все свободные от вахты. Но помещений не хватало. Кроме того, многие спасённые отказывались уходить вниз. Они сидели голые в спасательных поясах на верхней палубе, готовые в любую минуту снова оказаться в воде и создавая весьма экзотическую картину, совершенно немыслимую на боевом корабле в военное время.

Ефимов мечтал пересадить их всех на какой-нибудь крупный транспорт, но ни один транспорт ему по пути не попался и старший лейтенант решил смириться с подобной обстановкой до прихода в Кронштадт.

01:05

Ударная волна сбила с ног всех находящихся на мостике эскадренного миноносца «Суровый»: командира 1-го конвоя капитана 2-го ранга Богданова, командира корабля капитана 2-го ранга Андреева и командира БЧ-2 эсминца старшего лейтенанта Мешкова.

Корабль подбросило в воде и резко накренило на правый борт.

Взрыва мины, рванувшей в левом параване, не слышал никто и поняли, что случилось, лишь по огромному, медленно оседающему столбу воды, поднявшемуся над эсминцем.

Взрывом выбило предохранители единственной работающей турбины. Машина остановилась. Погас свет. Мигнул и снова погас. Засветились тусклые синие лампочки аварийного освещения.

Всё шло своим чередом. Сначала взрывом мины в параване вечером 26 августа вывело из строя одну из турбин, которую так и не удалось ввести в строй к началу прорыва. Теперь выбило и вторую турбину. Корабль лишился хода, грузно раскачиваясь.

К счастью, из докладов групп борьбы за живучесть выяснилось, что корпус «Сурового» не пострадал от взрыва, и поступления воды внутрь корабля нет. Из машины доложили, что серьёзных повреждений у них также нет и они постараются запустить турбину примерно через полчаса...

До наступления темноты «Суровый» делал всё что мог, чтобы сохранить в строю транспорты 1-го конвоя и прикрыть их от ударов авиации противника. Зенитчики эсминца вели шквальный зенитно-заградительный огонь по появляющимся бомбардировщикам противника и даже подбили один из них. Оставляя за собой шлейф густого чёрного дыма, «юнкерс» ушёл в сторону северного берега залива.

Вместе со «Свирепым» «Суровый» ставил дымзавесы, закрывая транспорты от огня немецкой береговой батареи на мысе Юминда и, также как и «Свирепый», постоянно отгонял от конвоя подводные лодки противника. Первая из них была «обнаружена» около 18:00. Все на мостике ясно увидели всего в двух кабельтовых от эсминца перископ, разрезающий поверхность воды на курсе пересечения. Забыв о параванах, эсминец дал ход, развив его до двадцати узлов, и ринулся в атаку на субмарину. От большой скорости хода с треском сорвало параван-охранители, засосало под днище и выкинуло за корму в бурлящую кильватерную струю. Под короткие гудки ревуна в море полетели глубинные бомбы. Резкий грохот взрывов неприятно бил по ушам, гейзеры воды поднимались призрачной чередой, медленно оседая. Один из таких взрывов оказался гораздо мощнее других. Капитан 2-го ранга Андреев даже забеспокоился, не повреждены ли винты и перо руля — так корабль рвануло по оси корма-нос. «Суровый» тяжело зарылся в воду. Набежавшая волна, залив верхнюю палубу полубака, разбилась о носовую надстройку.

Конечно, это могла быть мина, детонированная взрывом глубинной бомбы, но всем хотелось думать, что это взорвалась подводная лодка, чей перископ они только что обнаружили.