00:10

Анна Щетинина, капитан парохода «Сауле», в наступившей темноте потеряла из вида остальные транспорты своего конвоя. Пароход продолжал идти малым ходом в восточном направлении. Выставленные на полубак и по бортам наблюдатели из числа добровольцев-пассажиров следили за плавающими минами.

За время стоянки в Таллинне Щетининой удалось более-менее отремонтировать старый латвийский пароход и подготовить его к переходу в Ленинград.

«Сауле» был построен полвека назад в Ньюкасле, имел название «Борс» и в 1927 году был приобретен латвийской компанией «Джура» для нужд молодой республики. Повреждения, полученные накануне от налёта немецкой авиации, для такого ветхого судна были очень серьёзными и, конечно, качественно отремонтировать их подручными средствами за четыре неполных дня не удалось. Снесенное правое крыло мостика, разумеется, восстановить не смогли. Открывшуюся пропасть кое-как оградили найденным листом железа и фанерой. Залатали, где могли, разбитые трубопроводы, отремонтировали рулевую машину (без всякой гарантии), перебрали и ввели в строй повреждённые осколками вспомогательные механизмы. Старший механик, семидесятилетний Ян Эйве, второй механик Пётр Кузнецов со своими мотористами трое суток работали практически без сна. Не меньше работы было и у палубной команды, возглавляемой боцманом Ильей Ашихиным.

В ремонте судна приняли участие и бойцы зенитного дивизиона, принятые на борт вместе с техникой и грузами в количестве 950 человек. В последнюю минуту на «Сауле» погрузили ещё около сотни раненых беженцев...

Получив по радио приказ встать на якорь, Щетинина без всяких колебаний решила этот приказ игнорировать. Она уже достаточно ясно представляла себе сложившуюся обстановку. С наступлением темноты строй их 2-го конвоя рассыпался, никто не руководил движением, боевые корабли либо погибли, либо занимались спасением друг друга. Теперь ей предписывают простоять на якоре посреди залива. С рассвета начнутся атаки с воздуха. Ей хватило впечатлений от воздушных атак ещё 24 августа, когда немецкие бомбардировщики загнали на камни «Сигулду» и повредили «Сауле». Если же продолжать движение всю ночь, то завтра к середине дня можно будет уже добраться до Гогланда.

Мины? Щетинина взглянула на карту, где весьма схематично были нанесены минные заграждения противника на пути от Таллинна до Кронштадта.. Эту карту её штурман Сергей Ступников получил в штабе на «Виронии» вечером 26 августа.

Если попытаться обойти эти минные заграждения с севера, а затем, немного изменив курс на юго-восток, можно прийти прямо на Гогланд. Прямо в штурманской рубке Щетинина провела короткое совещание со своим помощником Николаем Брызгиным и штурманом Сергеем Ступниковым. Оба согласились с мнением капитана, хотя Ступников выразил опасение, что при таком манёвре можно нарваться на надводные корабли противника. В немецкие надводные корабли Щетинина уже не верила, а вот на торпедные катера немецкие и финские нарваться на северном курсе было более чем вероятно. Но это всё же лучше, чем стоять всю ночь на якоре среди компота из плавающих мин. А все светлое время суток следующего дня идти под непрерывными ударами вражеской авиации.

«Сауле» изменил курс и под покровом ночи малым ходом пошёл на север. Время уже перевалило за полночь, когда Анна Щетинина повернула свой пароход на юго-восток — туда, где за далеким горизонтом находился остров Гогланд — один из последних балтийских островов, ещё остававшихся в наших руках.

00:15

В тепле моторного отсека катера МО военный корреспондент Михайловский постепенно пришёл в себя. Тело перестали сводить судороги, туман в голове рассеивался. Вскоре он даже стал различать отдельные слова, а затем и целые фразы. Кто-то громким голосом кричал: «Огнетушитель! Огнетушитель!»

При слове «огнетушитель» Михайловский окончательно очнулся и сел, прислонившись спиной к переборке. Рядом сидел ещё какой-то человек в матросской робе с лицом перепачканным следами мазута. Оказалось, что он тоже спасённый с «Виронии». Капитан-лейтенант Грачёв — командир подводной лодки «Щ-301». Лодка подорвалась на мине и погибла ещё в начале перехода. Спасшихся катер пёресадил на «Виронию». Грачёв не помнил, как снова оказался в воде. Наверное, снесло взрывом. Долго плавал, пока не подобрал этот катер. О судьбе четырнадцати спасшихся с подводной лодки моряков не знает ничего.

Михайловский ничем помочь не мог. Он также не знал ничего о судьбе тех, кто был вместе с ним на «Виронии» в течение долгих дней обороны Таллинна.

Сверху постоянно слышались громкие тревожные голоса, предупреждающие о плавающих минах и раздавался спокойный голос командира катера, командовавшего рулём.

Неожиданно прозвучал протяжный крик: «Человек на мине!»

С трудом поднявшись на ноги, шатаясь как пьяный, цепляясь за поручни, Михайловский выбрался на верхнюю палубу.

Палуба была переполнена спасёнными из воды. Голые люди сидели и лежали на ней, дрожа от холода, но не желая спускаться вниз, чтобы хоть слегка обогреться. Они уже знали, что значит находиться внизу, когда корабль, подорвавшись на мине, мгновенно уходит в пучину.

Все уговоры и приказы командира очистить верхнюю палубу не приводили ни к чему, а применять силу к этим несчастным ни у кого не хватало духу...

Приглядевшись, Михайловский увидел в темноте захлёстываемого волнами человека, словно приклеенного к круглому телу мины.

Катер медленно приближался к нему задним ходом. Несмотря на смертельную усталость, литературный мозг Михайловского немедленно оценил всю парадоксальность этой картины. Смерть и спасение!