На рассвете 8 августа «Калев» вышел из Таллинна, сопровождаемый пятью тральщиками и двумя морскими охотниками. С рубки своей подводной лодки Нырков, подавив вздох, глядел на устремившиеся к небу готические шпили старого города. От церкви Святого Николая всего минут двадцать ходьбы до дома, где живет Шурочка. За трое суток стоянки в порту Нырков еще надеялся вырваться в город, и, может, это ему и удалось бы, будь Шурочка его женой. Найти семью — это одно, искать знакомую девушку — совсем другое. «Своих девиц будете разыскивать после войны...» Все еще считали, что война закончится месяца через два. Хорошо еще, что не было времени предаваться горестным мыслям.
Одна за другой в тралах, выводивших «Калев» тральщиков, рванули три мины. Еще две мины, подсеченные тралами, всплыли и были расстреляны пулеметами морских охотников. Тральщики вывели «Калев» до меридиана на острове Даго. Далее Нырков пошел самостоятельно. До назначенного района лодка добралась без особых происшествий. Несколько дней Нырков выявлял фарватеры, по которым двигались суда противника. Тогда еще многие рассчитывали увидеть на Балтике крупные корабли немцев. Но никаких крупных кораблей и даже судов не было и в помине. Небольшие каботажники, рыбачьи шаланды, тральщики и катера проплывали через окуляр перископа. Они выходили из Виндавы и Либавы по фарватерам и, дойдя до глубин 15-18 метров, поворачивали и шли вдоль берега в северном и южном направлениях. Была еще надежда, что тральщики проверяли пути для крупных судов.
Около полуночи 12 августа «Калев», следуя семнадцатиметровыми глубинами, выставил минное заграждение из десяти мин с углублением от поверхности воды три метра. Шли дни томительного ожидания, но транспортов противника не было видно. Наконец, 18 августа появились два транспорта. Они шли с юга под охраной двух тральщиков и торпедного катера. Нырков решил немедленно атаковать. Когда лодка легла на боевой курс, расстояние до головного транспорта, выбранного командиром для атаки, было 24 кабельтова. При очередном подъеме перископа Нырков увидел торпедный катер, мчавшийся прямо на перископ. Пришлось опускать перископ и срочно уходить на глубину в томительном ожидании взрывов глубинных бомб. Но взрывов не последовало. Видимо, катер выполнял обычный противолодочный маневр, но «Калева» не обнаружил. Нырков нервничал. Его люди в реальной боевой обстановке действовали крайне неумело. Сказывался психологический стресс настоящего боя при полном отсутствии боевого опыта.
Катер, промчавшись над «Калевым», стал удаляться. Маневрируя на глубинах 16-18 метров, Нырков, нервничая, совершил несколько ошибок, усугубленных нечетким выполнением его команд. Поэтому, когда лодка снова подвсплыла и подняла перископ, транспорты уже подходили к повороту на Виндавский створ. Нырков увеличил ход до полного и лег на курс 31 градус, считая, что можно будет произвести залп, когда транспорты повернут в гавань. Однако ничего не получилось. Транспорты повернули прежде, чем лодка легла на новый курс. Опять сказались нечеткость при выполнении команд и ошибки в маневрировании.
21 августа лодка вернулась в Таллинн и ошвартовалась у плавмастерской «Серп и Молот». Город уже считался на осадном положении, бои шли в районе парка Кадриорг, искать Шурочку было бы безумием, да и никто бы не позволил командиру лодки отлучаться в город даже под охраной взвода матросов. Лихорадочно производя ремонт неизбежных после похода повреждений, спешно принимали на борт мины, каждую минуту ожидая выхода в море или гибели от попадания немецкого снаряда или авиабомбы. Только замирало сердце, глядя на густые клубы дыма, поднимавшегося над городом. Где-то там, в самом центре этого огненного ада, находилась его невеста, которой не хватило всего недели мирного времени, чтобы стать его, Ныркова, женой...
Нырков не расслышал, что ему кричал Полещук с подходящего «Лембита». С пронзительным воем несколько снарядов пронеслись над гаванью туда, где медленно маневрировал крейсер «Киров». Вдоль низкого и длинного корпуса крейсера белыми саванами вспыхнули первые пристрелочные всплески. И в ту же секунду загрохотал главный калибр крейсера. К пронзительному свисту снарядов и грому заговоривших тяжелых орудий прибавился выматывающий душу вой сирен воздушной тревоги. Им вторили пронзительные гудки десятков кораблей, сгрудившихся в гавани, которые, как огромные звери, криками предупреждали друг друга о надвигающейся опасности. Новый боевой день начался...
25 негуста 1941, 04:00
Капитан 3-го ранга Осадчий — командир эскадренного миноносца «Славный» — наблюдал с мостика, как под вой ревунов, свист боцманских дудок и трель электрических звонков экипаж разбегается по боевым постам. Эскадренный миноносец «Славный» принадлежал к новейшей серии эсминцев типа «7У».
Корабль был заложен 31 августа 1936 года на Балтийском заводе в Ленинграде и более трёх лет простоял на стапеле, пока его, под руководством главного строителя Самойлихина, переделывали из «семерки» в «семерку У». Только 19 ноября 1939 года эсминец был спущен на воду и начал достроечные работы.
Тогда же с других кораблей на него были списаны старшины-специалисты, вокруг которых впоследствии сформировался будущий экипаж «Славного». Это были: командир центрального поста, мичман Просвирнин, боцман, главстаршина Колосов, старшина машинной группы, главстаршина Леонтьев, и командир кормового орудия, главстаршина Дериков.
24 ноября 1940 года в котлах «Славного» впервые подняли пары, и корабль вышел на сдаточные испытания, взяв курс на Таллинн. 13 мая 1941 года в Нарвском заливе «Славный», эскортируемый эсминцем «Карл Маркс», провел сдаточные артиллерийские стрельбы, а 31 мая новый эсминец был официально введен в строй военно-морского флота. Капитан 3-го ранга Осадчий хорошо запомнил этот солнечный день — последний день весны 1941 года. Большой Кронштадтский рейд. Флаги расцвечивания. Свежепокрашенные к началу летней кампании корабли. На «Славном», как и на всяком только что введенном в строй корабле, работ еще было невпроворот, но настроение было приподнятое и даже игривое, будто солнечные блики на штилевой глади кронштадтского рейда...
В первый же день войны «Славный» эскортировал в Кронштадт линкор «Октябрьская Революция». Замо- дернизированная до неузнаваемости громада старого «Гангута» медленно плыла на восток, а вовсе не на запад, как уверяли предвоенные плакаты. Но на эсминце еще царило воинственное настроение. В разгоряченных головах моряков «Славного» еще звучали предвоенные марши лихих торпедных атак и артиллерийских боев, прорывов в Северное море и обстрелов побережья противника. Миражи таяли быстро. Из Кронштадта вышли, конвоируя минные заградители «Марти» и «Урал». Тревожные белые ночи, пятиузловый ход, противолодочные зигзаги, томительно долгая постановка мин, и никого ни на горизонте, ни в небе. 16 июля «Славный», вместе со «Статным» и «Суровым», вернулся в Таллинн. Сразу же последовал приказ сдать на берег все стрелковое оружие. При проходе вблизи побережья, считавшегося своим, нарвались на пулеметную очередь из кустов. Погиб старшина 1-ой статьи Кураев — первая военная жертва из экипажа эсминца. А дальше было, как у всех: смертельный танец под бомбами, редеющий, уходящий в мясорубку сухопутных боев экипаж, артиллерийская поддержка откатывавшихся к побережью войск...
Взволнованные голоса корректировщиков «Славного» дали координаты целей: противник после короткой артподготовки начал новое наступление на город.
25 августа 1941, 04:05
Курсант Высшего военно-морского училища имени Фрунзе старшина 2-ой статьи Климчук, назначенный за неимением офицеров командиром взвода, занимал вместе со своими однокурсниками оборону возле поселка Ассаку у самого Тартуского шоссе. Взвод входил в так называемый батальон особого назначения, сформированный из курсантов училища. Командовал взводом капитан 3-го ранга Петренко. Где тогда находился Петренко и штаб наспех сформированного батальона, никто не знал. Курсантскими взводами и полуротами, а то и отделениями, пытались заткнуть все дырки трещавшего и разваливавшегося сухопутного фронта. Вооруженные курсанты были с винтовками, с двумя обоймами на брата, имели несколько гранат и один единственный ручной пулемет. (Выяснить точно систему пулемета не удалось. Как-то уж по традиции все считают, что это был ручной пулемет системы Дегтярёва (РПД), однако некоторые данные говорят о том, что курсанты имели пулемет «Льюиса» времен первой мировой войны).
Распорядок противника уже был достаточно изучен. Без крайней необходимости немцы в ночные бои не лезли. Не то, чтобы они не умели воевать ночью, умели и притом хорошо, но не любили. В боевой обстановке подъем у них был обычно в 3 часа 30 минут утра, затем — завтрак, подготовка, осмотр и — в бой где-то в самом начале пятого.
Так и случилось в день 25 августа. В самом начале пятого даже без артподготовки немцы пошли в атаку. Климчук прильнул к пулемету. Резкий треск коротких очередей и разнобой винтовочных выстрелов нарушили рассветную тишину. Огнем курсантов никто не управлял. Каждый стрелял, куда хотел. Никто не был толком обучен сухопутному бою, а юношеский энтузиазм и отвага не могли компенсировать отсутствие должной боевой подготовки.
Немцы залегли, прячась за неровностями местности и пустили в ход ротные минометы — наиболее страшное оружие 1941-го года. Мины обрушились на наспех отрытые окопчики курсантов. Почти одновременно со взрывом первой мины Климчук был смертельно ранен осколками. Санинструктора среди курсантов не было. Товарищи пытались его перевязать с помощью индивидуальных пакетов, но старшина через несколько минут умер. Несколько человек было убито наповал, стонали или немели в шоке раненые, а мины продолжали с глухим шумом рваться среди курсантов. Каждое немецкое отделение пехоты имело три штатных миномета, и именно эти минометы в 1941 году проложили им путь до Москвы и Ленинграда.
Но удивительно, пулемет остался цел. Курсант Сёмочкин прильнул к нему, вглядываясь сквозь оседавшую пыль минных разрывов, через которую угадывались перебегающие фигуры-тени немецких пехотинцев. Треск очереди пулемета и снова шквал мин. Сёмочкин был убит наповал. Его сменил уже дважды раненый курсант Доценко.
Кто-то крикнул: «Танки! Обходят!» Слева от позиции курсантов, по ложбине, в тучах пыли угадывались приземистые тени нескольких танков. За ними перебегали пехотинцы. Вся надежда теперь была на то, что в тылу танки встретит огонь корабельной артиллерии. По соседству, курсанты точно не знали, где именно, сидели корректировщики с какого-то эсминца.