Пирр осторожно обнял сестру своей матери, для чего ему пришлось изрядно развести руки, а она наградила его звучным поцелуем в лоб. После этого все направились в экседру, где, как уже было известно, ожидали полемарх Брахилл, стратег Никомах и советник Мелеагр — старший состав партии эврипонтидов. Дополнил его прибывший с царевичем секретарь Гермоген, сухо поприветствовавший военных и окативший подозрительным взглядом Мелеагра, перебежчика из вражьего стана.

После приветствий и соболезнований Пирр приступил к рассказу о произошедшем на острове несчастье. Слушая в оба уха, Леонтиск скользил глазами по лицам собравшихся.

Пирр занял свой любимый высокий стул у очага, напротив него, массивный и мрачный, сидел полемарх Брахилл. Казалось, что у старого полководца прибавилось седины, и сам он как будто сильно сдал с тех пор, как Леонтиск видел его в последний раз. Когда Иамид с безразличным видом примостился недалеко от царевича, Коршун демонстративно, с угрожающе выдвинутой вперед нижней челюстью, расположился между ними. С другой стороны, глядя на старшего брата искрящимися глазами, устроился Орест. Мелеагр и Гермоген, искоса поглядывая друг на друга, постарались занять места как можно дальше друг от друга. Стратег Никомах и «спутники» царевича расселись на скамьях, тянущихся вкруговую вдоль стен. Ион, как обычно, разложил на коленях дощечки для письма.

Рассказ молодого Эврипонтида занял около часа.

— Вот оно как все было, — первым подал голос стратег Никомах. — Бедный мой друг Павсаний. Прожил остаток жизни в изгнании, преданный государством, которому так верно служил. А когда государство прозрело, умер, преданный другом.

— Предательство заразно, как чума, — пролаял полемарх Брахилл. — Даже сейчас среди нас есть бывшие соратники государя, переметнувшиеся к врагам!

С этим старый полководец вонзил колючий взгляд в лицо Иамида.

— Я не предавал царя, — серые губы номарга едва разжались. — Я виноват лишь в том, что не стоял у его кровати день и ночь, каждую минуту, не позволяя даже сыну оставаться с ним наедине.

Гиппагрет говорил, не глядя на Пирра, но тот немедленно вскипел.

— Ты слышал мой рассказ. Пусть боги лишат меня посмертия, если я сказал хоть единое слово лжи! Подлый убийца вошел, воспользовавшись какой-то скрытой дверью….

— Но мы ничего там не нашли, — Иамид потемнел лицом.

— Из чего не следует, что потайного хода нет, — рявкнул Лих. — Каменную дверь в локоть толщиной не простучишь, и хитроумные критяне знают толк в строительстве… Их дворцам тысячи лет.

— Это все слишком сложно для меня, — покачал головой гиппагрет. — Я — воин, и неискушен в хитростях. Для меня естественно поверить, что если в комнате находились двое, и один убит, то второй — убийца. Кроме того, я не знаю молодого наследника так хорошо, как вы, здесь собравшиеся. Меня… смущает, что все вы, как один, уверены в его невиновности. Но если… хм… не знаю. Я солдат, и получил приказ. И намерен его выполнить.

Полемарх Брахилл откашлялся.

— Иамид, я знаю тебя как храброго и честного воина, одного из лучших в Спарте. Кур-рва медь, мы не можем требовать от тебя изменить присяге, которую ты дал Эвдамиду. Но можем ли мы хотя бы говорить при тебе свободно, смеем ли рассчитывать, что ты останешься только солдатом, и не возьмешь на себя роль доносчика?

Номарг долго молчал, потом поднял серые глаза на полемарха.

— Элименарх Леотихид, брат царя, дал мне… некоторые дополнительные инструкции относительно моего пребывания здесь, в доме Эврипонтидов. Я отвечу тебе, полемарх Брахилл, то же, что сказал ему: скорее у статуи Геры вырастет борода, чем гиппагрет Иамид, сын Пройкила, станет шпионом.

Сподвижники Эврипонтидов переглянулись, скрывая облегченные вздохи.

— Отлично, однако война объявлена, и этого не изменить. Нам нужно придумать, как разрушить план заговорщиков, — Леонтиск специально, чтобы не смущать Иамида, не стал говорить — «Агиадов».

— Увы, на этот раз Агиадам удалось крепко схватить нас за задницу, кур-рва медь, — прорычал полемарх Брахилл, который не был столь дипломатичен.