- За него не бойся, — нетерпеливо посоветовал Камаль. — Он — порождение пустыни, и пустыня позаботится о нем сама.

- Последний раз, когда я проверяла, он был порождением двух других чистопородных молохов, — все-таки проворчала я, — и заботился о нем сразу десяток мастеров-муравейщиков.

Но откопать здоровенную ездовую ящерицу мне явно было не по силам, а Камаль не собирался ни помогать, ни комментировать, и спор заглох сам собой. Я свернулась клубком на одеяле, накинула его край себе на плечи и выжидательно уставилась на кочевника.

А он небрежно тряхнул головой, высвободив из-под тагельмуста крупные черные кудри, вытянул вперед обе руки — и мягко тронул в воздухе что-то, видимое ему одному.

Воздух отозвался тяжелым нарастающим гулом. Под смуглыми пальцами кочевника одна за другой вспыхивали магические струны, выстраиваясь в сложный извилистый рисунок — словно следы множества змей на песке. Плетение горело синевато-голубым, и свечение становилось все более плотным, пока не превратилось в сплошной круглый ковер, которым можно было бы накрыть всю нашу стоянку. Камаль неспешно перебирал пальцами, словно играя на десятиструнном барбете*, и заклинание отзывалось тягучей, струящейся мелодией, в которую голос мага вплетался легко и естественно, словно одно не могло существовать без другого…

А потом пение вдруг оборвалось на верхней ноте, и воцарившаяся тишина оглушила — всего на секунду, пока плетение не прошло сквозь наши тела и не впиталось в землю. Под моим одеялом что-то недобро завибрировало, но не успела я обеспокоиться по этому поводу и выдвинуть пару предположений сугубо физиологического толка, как песок вдруг с пронзительным свистом взвился в воздух.

Я застыла истуканом, и только это и позволило сохранить хоть какое-то подобие достоинства.

Песок взвился не весь разом, как мне с перепугу показалось поначалу, а стремительно образовал защитный купол наподобие тех, что опирались на городские стены, — с той разницей, что столичные плетения были абсолютно прозрачными, и для них не требовался целый ковер из магического плетения размахом во весь город. Но эффект был весьма схож: мерное успокаивающее гудение над ухом — и моментальная защита как от ночного перепада температур, так и от пронизывающего до костей ветра. Разве что городские плетения все-таки пропускали морской бриз и редкие дожди, а купол Камаля, кажется, удержал бы внутри и запаниковавшего верблюда.

А еще столичные защитные заклинания поддерживали усилиями всей гильдии. Конечно, оставался вопрос масштаба, но что-то подсказывало, что Камаль легко подменил бы десяток опытных магистров, а потом бы еще небрежно пожал плечами и прокомментировал:

- Бурю будем пережидать так же, — как будто не совершил только что магический подвиг на грани человеческих возможностей.

Впрочем… я вспомнила его «летучий огонек» размером с человеческую голову и машинально прикинула, что невероятный песчаный купол на поверку вполне мог оказаться какой-нибудь ловушкой для мышей — просто чуточку переразмеренной.

- Скажи честно, тебя оставили в оазисе Ваадан, потому что тебя даже свои боятся? — нервно хихикнула я — и осеклась.

Камаль дернулся, как от удара, тщательно замотался в тагельмуст и повернулся ко мне спиной, устраиваясь на ночлег. Ответа я уже не ждала, но все-таки смущенно пробормотала:

- Прости. Просто это… — забывшись, я обвела рукой ровный свод песчаного купола, — и правда впечатляет.

Камаль молчал так долго, что я уже начала судорожно припоминать дорогу назад, к оазису Ваадан, и прикидывать, успею ли я нанять там другого проводника — потому как этот меня дальше уже не поведет. Но потом он заерзал, явно сражаясь с собственным желанием обернуться, и все-таки буркнул:

- Спи. Поздно.

Я окинула взглядом его непоколебимую спину и, хихикнув уже искренне, свернулась клубком на одеяле.