И снова тишина. Да будет так. Гэвин знал, что эта женщина может быть ему верным другом, но также может стать и самым опасным врагом. Он почувствовал себя обманутым. Одна из первых вещей, которую он узнал еще в детстве, заключалась в том, что всегда необходимо наносить первый удар самому. Это надо было сделать раньше, чем твой противник поймет, что бой уже идет.
Поэтому он ударил первым. Гэвин бросился вперед, выбив стилет из руки Констанс, взяв ее шею в удушающий захват и приставив пистолет к уху. Толкнув ее спиной о ближайшую стену и прижав к ней, он защелкнул комплект наручников вокруг ее запястий.
Все закончилось еще до того, как началось. Он полностью застал Констанс Грин врасплох, после чего отпустил ее и отступил назад, все еще держа свою несостоявшуюся противницу на прицеле.
— Все должно было быть не так, — с горечью сказал он.
Она посмотрела на него, и он был ошеломлен взглядом этих фиалковых глаз.
— Мне жаль, что пришлось так поступить, но теперь я должен услышать ваше решение.
Молчание. Констанс сверлила его своим пристальным взглядом.
Он махнул пистолетом.
— Это момент истины.
В ответ она опустилась на колени и подняла с пола выбитый из ее рук стилет. При этом запястья ее были все еще скованны наручниками, и вряд ли такое оружие могло хоть чем-то ей помочь.
Удивленный, он сделал несколько осторожных шагов назад, опасаясь, что она может метнуть нож. Но потом он вспомнил, что ее запястья находились все еще в наручниках, и ее обращение с ножом выглядело неуместным.
— Что вы собираетесь с этим делать? — насмешливо спросил Гэвин.
Она потянулась и приставила кончик ножа к собственному горлу, прямо над яремной веной.
— Я собираюсь лишить вас удовольствия от изнасилования и убийства.
Когда она произнесла это, то надавила стилетом на свою кожу. После небольшого сопротивления клинок впился в плоть, и ручеек крови заструился вниз.
Гэвин почувствовал волну электрического шока, пробежавшую по нему. Несмотря ни на что, он был восхищен ею. Это была потрясающая женщина. Боже, она могла бы стать великолепным партнером! Он почувствовал возбуждение, но также осознал, что Констанс Грин никогда не присоединится к ним. Его волнение смешалось со страшным чувством печали.
Он уставился на то, как Констанс давит на нож, в то время как острый кончик лезвия проникал все глубже. Он мог сказать точно, что она не блефовала — она была готова убить себя, лишь бы не подчиниться ему. Она
— Давайте, — сказал он, задыхаясь от ожиданий.
Гэвин смотрел на то, как она медленно закалывала себя. Клинок проник чуть глубже. Гэвин был ошеломлен, прикован к ней всем своим вниманием, он никогда не видел в своей жизни ничего более эротического. Наблюдая за тем, с какой легкостью нож проникает в ее тонкое белое горло, видя, как рубиновая кровь стекает по ее бледной коже, он чувствовал волны сильнейшей дрожи и сильнейшего возбуждения, пробегающие по всему его телу.