* * *

Карл Густав Маннергейм проснулся. Первое, что он увидел, это зелёные, тёплые материнские глаза врача Ольги. Только он собрался спросить, что с ним такое, что врач рядом, как Мезина скомандовала:

- Так, товарищ генерал, я отвернусь, а Вы в ванную комнату. Приводите себя в порядок и только после этого мы будем разговаривать. - Густав кивнул, она оборотилась, и он пошёл в санузел. Ещё по пути Маннергейм никак не мог понять, что с ним? Самое главное это то, что ничего не болело. А взглянув на себя в зеркало, он еле удержался от истерического вопля. Из зеркала на него смотрел молодой человек. Лет, примерно, тридцати пяти, не больше. Быстро приняв душ и мечтая о том, что сейчас он будет говорить, надел пижаму и выскочил из ванной комнаты.

Один взгляд на Ольгу, румяную, смущённую, с опущенными вниз пышными ресницами и Карл Густав Маннергейм упал на колени:

- Моя волшебница! Я не смел даже мечтать о таком чуде, но Вы чудотворница! Вы вернули мне мою мечту и теперь перед Богом и всем, кто есть рядом, я прошу Вашей руки! Ольга Дмитриевна, будьте моей женой! - В приоткрытую дверь кто-то быстро заглянул и, так же быстро убежал.

- Густав Карлович, - запинаясь, начала Ольга, - Понимаете, я уже была замужем и ничего хорошего оттуда не вынесла. Поэтому, я, право... - Маннергейм вскочил на ноги:

- Покажите мне этого подонка, я оторву ему голову, клянусь моей честью!

- Густав, не надо, умоляю Вас! Я буду Вашей женой! Только как мы будем жить в разных временах?

- Ольга, - нежно произнёс помолодевший генерал, - у нас с Вами есть только одно время - это. В нём мы и будем жить. - Мезина глубоко вздохнула:

- Как скажешь, милый. - И они слились в долгом, сладком поцелуе.

* * *

Сталин и Шенкерман сидели в "кофейном углу" и пили кофе и курили. Молчаливое наслаждение продолжалось уже около получаса, когда Шенкерман вдруг спросил:

- Иосиф Виссарионович, ну а Вы-то когда на омоложение? А то я уже начинаю подумывать, но как раньше начальника не годится, верно?

- Игорь, не будь дураком, - сказал Сталин, прихлёбывая кофе, - Ну посуди сам, как может человек, который является символом, как ты говоришь? - Империи, и вдруг, ни с того, ни с сего помолодеть лет на тридцать? Нет, родной, меня и дети не поймут. Яков уже полком командует, а ему в морду тыкать будут - твой отец младше тебя, ха, смешно. Ведь смешно, как считаешь?

- Мне не смешно абсолютно, дрогой Отец нации. Именно потому, что ты являешься символом новой Империи, Советской Империи. А возраст у тебя, родной ты наш человек, мягко говоря, опасный, работа у тебя тяжёлая. И если вдруг, случится что-то с товарищем Сталиным, то советский человек нам этого не простит! - Вождь долго ходил, попыхивая трубочкой. А затем тяжко вздохнул:

- Самое интересное, что я не вижу изъянов в Вашей логике, товарищ советник. Как видно точно, придётся лечь под лекарственную систему. Тем более, что почти всё политбюро прошло процедуру и теперь, из-за угла тыкать пальцами будут - вон, мол, старикан пошёл, умным, наверное, себя считает...

* * *

Пока Сталин проходил медицинские процедуры, как говориться, без отрыва от производства, Игорь решил съездить к своим сводным братьям, для которых приготовил немного неожиданные подарки. Как всегда, к Роману попасть проблем не составило. Он постоянно прятался от семьи на своей второй квартире, которую превратил в музыкальную студию.

Братья обнялись. Всё по старинке, ну как ты, а как ты, как семья? Старший полез в холодильник, за бутылочкой, а Игорь поставил на стол картонную коробку:

- Вот, Роман Францевич, тебе от нашего небольшого коллектива небольшой подарок. - Ромка с детских лет любил подарки:

- А что там, - загорелись глаза у братишки.

- Открой, да посмотри, - немного небрежно ответил Игорь. Роман, слегка дрожа от нетерпения, ножом взрезал клейкую ленту, открыл коробку и достал оттуда коробочку с музыкальным компакт-диском. Глаза раскрылись на ширину плеч:

- Что это? - шёпотом спросил он.