Все замолчали. Я скромно сидела на лавке и переваривала увиденное и услышанное. В голове был кавардак. Сложно всё уложить по новой, если только что твое миропредставление порушили до основания.

Ну лешие и царевичи могли как-то объясниться, но вот говорящие коты и висящие в воздухе черти… Это был перебор.

Первым общее молчание нарушил Иван.

— К премудрым надо. В столицу.

Все засуетились. Иван сгрёб чёрта в охапку и накрыл его тряпицей, найденной где-то опять же в сенцах. Да так и всего наследства лишиться можно! То верёвку, то тряпицу… Ээээ… это я о чём?

Выходя из избы, Иван обернулся.

— Настя, очень тебя прошу. Подожди пару дней. Не уходи. Сама видишь, как всё не просто складывается. Вот вернусь, и ты решишь всё окончательно. Договорились?

Ну вот и кто меня заставил головой кивнуть в ответ? Уж не колданул ли Царевич? С него станется.

Кот вышел вслед за Иваном — провожать. Последним избушку покинул леший.

— Тимофей за тобой приглядит! — бодренько так прокричал мне из двери. — Да и я быстро обернуся. Только царевича до опушки провожу.

И я осталась одна. В избушке на курьих ножках. Хотя, сильно сомневалась, есть ли они у неё вообще. Впрочем, теперь может оказаться, что есть… Дааа, дела.

А кушать-то хотелось. Чего там Тимофей причитал? Не попросимши? А никто и не предупредимши. Попробовать что ли? Торопиться некуда.

— Избушечкаааа, покушать бы чего, а?

В ответ — тишина. Ладно, по-другому попробуем.

— Так, значит. Ежели я тут остаюсь Бабой Ягой, то извольте позаботиться, чтобы я с голоду не окочурилась.

Что-то зашуршало, заскворчало и из печки вкусно запахло едой. Ну то-то! На душе стало теплее и веселее. И я потянулась к печке за вкусненьким.

Потолок для меня в избушке низковат, но я привыкла. В транспорте всегда наклоняться приходилось.

Поискала глазами вокруг, нашла тряпицу чистую, и как заправская хозяйка, прихватив горячую ручку заслонки, потянула на себя. Внутри обнаружился чугунок. И уже через минуту в горнице стоял аромат от пшенной каши. И как же давно я не ела каши, приготовленной в русской печке.

Дверь скрипнула, и в проёме нарисовалась морда кота Тимофея. Глаза у кота норовили вылезти из орбит от удивления. Я только усмехнулась. Знай наших. А то — не спросимши, не поклонившись. Вот и спросила. И кланяться не пришлось.

— Чего стоишь, давай за стол. — Тимофей запрыгнул на лавку рядом со мной, и я, по-хозяйски, подвинула плошку с кашей и протянула ложку. С ложкой кот управлялся славно.