Может, из-за детей? Их дома сейчас нету — вечером они оба ходят на новомодную секцию по ушу. За их судьбу волноваться нечего — оба родителя живы — здоровы. Они не голодают, одеты, обуты.
Тогда что? Что⁈
На всякий случай решила вернуться в комнату. Может, вернусь и на месте вспомню, что я забыла.
Вернулась.
Медленно-медленно оглядела комнату. Взгляд зацепился за кошелёк Скорохода.
И тут я поняла, в чём дело. Торопливо вытащила из кармана измятые купюры и сунула их обратно в кошелёк.
И сразу меня отпустило.
Мда, рэкетира из меня не выйдет. Совесть замучает.
С огромным облегчением я вышла из комнаты, прошла по коридору, из кухни доносилось хихиканье. Я тихо вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь.
Надеюсь, уж теперь навсегда.
В общежитие добралась без приключений. Сходила на кухню и поставила чайник. Сегодня у меня будет экспресс-ужин: ватрушка и пустой чай без сахара.
Жаль, чашку не прихватила из квартиры. У меня здесь была кружка, которую я тоже временно экспроприировала из дворницкой Семёна. И, судя по всему, у этой кружки было явно боевое прошлое. Но выбирать нынче не приходится.
Когда я уже тащила горячий чайник в комнату, в коридоре чуть не столкнулась с Григорием, который явно поджидал меня.
— Здравствуй, Любаня, — сказал он.
— Здравствуй, — ответила я, — как дела, Григорий? Ты меня ждёшь?
— Тебя, тебя, — Григорий ловко подхватил у меня чайник, совершенно не морщась от того, что он горячий (я-то несла, ухватив через рукав кофты. А он так, голой рукой схватил и хоть бы хны).
— Будешь чай пить? — сказала я (из вежливости, втайне надеясь, что не будет), — у меня ватрушка есть.
— Я бы поужинал, — ответил Григорий. — Потому и ждал тебя.
Я усилием воли сдержала себя, чтобы не вздохнуть. Ужинать он хочет. Я тоже хочу. Вот только что ужинать? Хотя у меня же есть две ватрушки. Могу поделиться.
— У меня есть две ватрушки, — сказала я.