— Это древняя история, — улыбнулась Анна.
— Двадцать с лишним лет назад. Ты тогда еще не родилась.
Он задержал взгляд на ее лице. Иногда Сатакэ казалось удивительным, что столь красивая женщина может быть вдобавок умной и обладать незаурядной выдержкой. В последнее время в ней появилась еще и гордость, рожденная сознанием превосходства, того, что она — номер один, та гордость, которая придает женщине особое очарование недоступности. Сатакэ порой даже чувствовал что-то вроде симпатии к добивавшимся ее благосклонности мужчинам. Отводя «мерседес» от тротуара, он поймал себя на том, что смотрит не на дорогу, а на бедро Анны: плоть ее была мягкой, но и упругой — результат тщательного ухода и постоянной заботы.
— Оставайся такой же красивой, а об остальном я позабочусь.
Он хорошо знал, сколь недолговременна красота, знал, что, когда она постареет, ему придется искать новую Анну. Произнесенные только что слова неким образом констатировали сей факт.
— В таком случае, тебе нужно переспать со мной, — полушутя-полусерьезно ответила Анна.
Сатакэ знал, что многие в клубе, не догадываясь о его прошлом, считают его холодным и бесчувственным.
— Не думаю. Ты слишком ценный товар.
— Я — товар?
— Да. Прекрасная игрушка. Игрушка, о которой можно только мечтать. — Слово «игрушка» почему-то напомнило ему о той, другой женщине, но внимание было слишком занято наблюдением за маневром идущей впереди машины, и мысль ушла. — Очень дорогая игрушка, доступная только очень состоятельным мужчинам.
— Так ведь если я в кого-нибудь влюблюсь, то и достанусь кому-то другому.
— Нет, — твердо сказал Сатакэ, бросая взгляд на эту новую, более уверенную в себе Анну.
— Да.
Она повернулась к нему и накрыла ладонью его лежащую на руле руку. Он тут же вернул ее на место, на мягкое и Упругое бедро. Сатакэ проживал свою жизнь в тайных объятиях мрачных воспоминаний, и единственная женщина, в которой он нуждался, не состояла в числе живых. Главным источником удовольствия стало для него серийное производство хорошеньких игрушек, доступных для тех, кто хотел с ними забавляться. Вот почему он так заботился о двух своих клубах; вот почему ему нужно было поскорее урегулировать возникшую проблему: избавиться от человека по имени Ямамото.
Вечером того же дня, когда Сатакэ собирался выйти из своей квартиры в Западном Синдзюку, позвонил Кунимацу.
— Ямамото здесь, — сообщил управляющий. — Хочет играть, тысяч на двадцать-тридцать. Что с ним делать? Выставить?
— Нет, пусть играет. Я сейчас буду.
Сатакэ надел рубашку без воротника и только что сшитый серый костюм из гладкой блестящей ткани и вышел из дому. Припарковав машину неподалеку от клуба, он заглянул сначала в «Мика». Сидевшая за одним из дальних столов Анна заметила его и помахала рукой. На лице у нее было «рабочее» выражение: сексуальное и при этом совершенно невинное. Остальные девушки тоже выглядели потрясающе. Удовлетворенный увиденным, Сатакэ подозвал Цзё-сан. Она уже шла к нему, улыбаясь, здороваясь с клиентами.
— Спасибо, что нашла время. И за то, что рассказала Кунимацу о том парне.
— Я просто не знала, что он бывает наверху.