– Коль, – зло сказал я, – дай водки!

Коля, совершенно не удивившись, думал несколько секунд, потом полез куда-то за батарею и выудил оттуда поллитровку, в которой жидкости оставалось на одну треть, и молча, протянул ее мне с таким равнодушием, как будто я у него попросил стакан простой воды.

Я взял у него бутылку и, даже не поблагодарив, пошел к себе.

Вылив водку в фарфоровую чашку, я выпил ее одним махом, не запив водой, не закусив ничем. Водка скопилась в солнечном сплетении тугим и горячим, вызывающим легкую тошноту комком, побыла там немного и медленно растворилась, проникнув в голову, проникнув в душу. И мне стало удивительно хорошо! И не от водки вовсе, а от того что перестало быть плохо.

Я лег и провалился в ничто.

Я с трудом открыл глаза. Меня тормошил Коля! Каким-то деревенским чутьем своим, он понял, что я не проснусь сам и ответственность за утро взял на себя.

– Да проснись ты, елки-моталки, Босс сейчас придет!

Я уже понял, что происходит, но какое-то абсолютное равнодушие овладело мной.

– Да иди ты на хуй! – грубо «отблагодарил» я его за заботу.

Коля ничуть не обиделся, сказал просто:

– Ну, как знаешь. Я тебя разбудил.

В коридоре, буквально в двух шагах от незапертой двери мониторки, действительно послышался голос Исаева и Постнова. Постнов что-то говорил, Исаев поддакивал.

Я не встрепенулся, как раньше, не кинулся с подушкой и одеялом к своему многофункциональному шкафу. А самым обычным образом, как будто находясь у себя дома, встал, убрал свою постель, взял журнал передачи дежурства и сел к мониторам. Не прошло и минуты – вошел Исаев. Он что-то дежурно спросил, я что-то дежурно ответил.

– Ты смотри, не разболейся совсем. Плохо выглядишь!

– У меня температура высокая, Александр Николаевич, – соврал я.

Исаев озабоченно собрал в пятерню подбородок, «пожевал» мои последние слова:

– Температура высокая… температура высокая… Ладно, – решил он, – будет хуже, иди на больничный.

Пришел Михаил. Он тоже озаботился моим видом, но его тревога была объяснима. У него происходил какой-то важный семейный процесс. Что именно, он не рассказывал – тема была ему неприятна, да я и не спрашивал. Он просто намекал, что ему сложно меняться сменами и «ломать» свой график.