Мы долго лежали молча. А потом я спросил:
– А ты мне расскажешь, как-нибудь, почему Антонина Аугенблик превратилась в Тонечку Воробьеву?
– Ну конечно расскажу, – повеселела она. – Только это совсем другая история.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Михаил опоздал, Тонечка пришла рано. Я не ожидал ее прихода. Она вошла осторожно, не зная, что я один (еще не проснувшийся Коля не в счет). Тонечка, такая хорошенькая, такая свеженькая стояла и смотрела на меня, и было в ней что-то совершенно необычное, непонятное. Так выглядят очень стеснительные девушки на смотринах. Тонечка улыбалась, и было видно, что мысли ее заняты каким-то важным событием, уже свершившимся или тем, что свершиться должно и очень скоро.
– Тонечка, радость моя, – изумился я, – ну до чего же ты хороша!
– Правда? – лукаво обрадовалась она.
– Еще какая правда! – совершенно не врал я. – А ты чего такая?..
– Какая? – перебила она меня.
– Загадочная!
– А потому что.
– А-а-а! – протянул я. – Ну это же совсем другое дело! Сразу так бы и сказала.
– А ты чего один, – спросила она, умело уводя разговор в сторону, – где сменщик?
– Не знаю, не звонил.
Тонечка опустила глаза и заметно покраснела.
– Жень, – начала она,– тут такое дело…
Я на секунду вновь представил себе усатого Ницше в пестрой еврейской толпе. Негромко заиграла флейта.
– Анечка нас с тобой приглашает. Нас с тобой в гости приглашает.
Теперь голову опустил я.
– Ну конечно, Тонь, – сказал я тихо. – В любое время дня и ночи!