Квартира номер девять. Пелагея Витольдовна. Улыбчивая старушка маленького росточка с копной седых кучерявых волос.

— Как же, девоньки, помню я этого Федьку-разбойника!

— Почему разбойника? — переглянувшись, решили мы уточнить.

— Так как же, он с бандитами связался в девяностые, потому что сам был тоже бандюком, вот так! Хулиганил с самого детства, вот так. Мне предлагал замуж, а как я за бандита пойду, у меня ведь все в семье комсомольцами были!

— Вот так, — хором отозвались мы.

— Да, он однажды заявился ко мне в сопровождении мордоворотов. Говорит, Полюшка… это он меня так называл! Вот, будешь моей по-хорошему или по-плохому! Вот так!

— Погодите, — влезла я в историю романтических отношений нашего информатора и усопшего, подозреваемого в присутствии в этом мире в виде призрака, — но нам достоверно известно, что он был женат!

— Это еще до того! С Зойкой он сошелся, когда я ему отказала!

— Вот так, — кивнула Танька.

— Вот так! — подтвердила бабушка с нестихаемым огнем в глазах. И этот огонь, и ее интонации, и вмиг поднявшееся настроение говорили в пользу того, что сия старая барышня жила прошлым, оно ее просто не отпускало, все приключения (наверно, именно так она охарактеризовывала серьезные домогательства и угрозы со стороны «бандюгана») имели место в далеком прошлом, а в настоящем — серые будни, одиночество, болезни, в ближайшем будущем — увы, смерть. Мне ее стало жалко, несмотря на то, что улыбалась и веселилась она, а я стояла грустная и счастливой себя отнюдь не чувствовала, причем уже очень давно. — Но любил-то он одну меня! — закончила мадам.

— У нас есть информация, — стала я спорить с уверенным видом, — что Федор повесился, когда узнал об изменах жены. Значит, он не мог быть к ней совершенно равнодушным.

— Ой, — легкомысленно отмахнулась бабка, — привык к ней, да и все! И самолюбие не позволило бы нормальному мужику дальше жить, зная, что ему изменяют!

Выдав этот нелогичный бред, Пелагея Витольдовна тут же захлопнула перед нами дверь.

— Все ты! — шикнула на меня Танька и посмела даже толкнуть в плечо кулачком.

— А я что?!

— Нельзя так с информаторами! Ты подозревала ее во вранье!

— Я подозревала ее в том, — я понизила голос, покосившись на дверь (с веселой, но донельзя обидчивой, как оказалось, бабульки станется подслушивать и подсматривать в глазок), — что у нее нелады с логикой и здравым смыслом. Нормальный мужик не будет терпеть измены, но нормальный мужик при этом повесится? А не проще развестись?

Таня пожала плечами, и мы позвонили в другую квартиру. На этом этаже никто больше не отозвался, мы поднялись на следующий, и вот там нам открыла Антонина Васильевна. Возраста примерно такого же, как и Пелагея, но выглядела противоположным образом: высоченная, волосы подкрашены (хотя седые пряди видны) и убраны в строгую прическу, возле губ — волны нисходящих морщин, выдающих константно плохое настроение (у Пелагеи была сеточка возле внешних уголков глаз, выдающая улыбчивых людей).

Мы передали беседу с соседкой снизу, в ответ Антонина Васильевна лишь снисходительно фыркнула.

— Федор был сумасшедшим, прямо так, со справкой, — голос у старухи был таким же строгим и сухим, как и она сама. — Предлагал абсолютно всем, я вам прямо скажу. И мне, и Зинке из восьмой. И только Полька, такая же чокнутая, приняла это все за чистую монету, думая, что Федор сохнет по ней.