Совершенно неожиданно на улице раздался звучный собачий лай. Переглянувшись, мы сразу же решились проверить обстановку и украдкой вышли на улицу. Из будки, стоящей справа от задних ворот конюшни, появился крепкий и очень рослый кобель белого окраса, крупной породы алабай. Он выглядел весьма бодро и, увидев Томирис, сразу же радостно завилял хвостом.

– На животных, видимо, Атаки не влияют, – сдвинув брови, заметила Томми и, подойдя к псу впритык и присев напротив него на корточки, стала с силой гладить его массивную спину, на что пёс реагировал радостным поскуливанием. – Его тоже нужно отпустить. Ты не будешь против? Он не агрессивный. Его автоматическая кормушка установлена возле загона.

– Я не боюсь собак, – спокойно взмахнула рукой я.

Было время, когда со мной под одной крышей жило странное существо – помесь немецкого дога с ирландским волкодавом. Мне было всего восемь лет, когда Бриджит приволокла это чудище в наш дом: пёс был крупнее меня и при этом обладал крайне добрым нравом, но прожил с нами недолго, меньше четырех лет, после чего умер от старости. Бриджит слепила в честь него целую серию странных скульптур, ничем не передающих псовый образ.

Стоило Томирис отпустить пса с цепи, как тот сразу же рванул мимо нас, но отчего-то вдруг, миновав угол конюшни, резко остановился и, опустившись на задницу, довольно гавкнул, после чего гулко забил своим крупным хвостом по голой земле, тем самым поднимая в воздух вихри пыли.

Мы с Томирис в который раз за это утро красноречиво переглянулись и, не сговариваясь, решили проверить. До угла конюшни было всего десять шагов, миновав которые мы наконец увидели то, что привлекло внимание пса. Вернее, не то, а того… Это был ребёнок. Миловидная девочка лет десяти, метиской внешности – наверняка в её жилах присутствовала мексиканская кровь: смугловатая кожа, ровные чёрные волосы чуть ниже плеч, ровно очерченные брови-домики, большие чёрные глаза. Одета прилично – в чистые джинсы светлого цвета и розовую футболку, на шее красуются мелкие разноцветные бусы. Она стояла всего в трех шагах напротив нас, правой рукой держась за стену конюшни, и выглядела откровенно испуганной – явно пряталась здесь с целью подсматривания за нами… Я заметила, что взглядом она сразу же впилась в Томирис.

– Ты кто такая? – упершись руками в бока, не ходя вокруг да около, сразу решила выяснить я.

– Это Кайя Агилера, – вместо девочки ответ выдала Томми, – племянница владельцев фермы.

– Зачем вы отпустили лошадей и Тормуда? – явно сильно переживая, смотря на нас широко распахнутыми глазами, девочка одной рукой указала на выдавшего её пса.

– Ну, животным нужно есть, – ответив, поджала губы я, уже начиная предвкушать проблемы, которых я очень сильно хотела бы избежать. – Где твои родители?

– Мама в Оттаве. Она оставила меня у дяди и его жены на летние каникулы.

Вот ведь!.. Нехорошо. Оттава отсюда за тридевять земель.

Напряжение внутри меня продолжало уверенно нарастать: что может быть хуже, чем возиться с ребёнком во время развернувшегося вокруг тебя постапокалипсиса? Конечно же я знаю, что может быть хуже! Переживать за подверженную Атакам мать, страдающую биполярным расстройством! Ну и зачем мне собирать в кучу эти букеты неприятностей?..

– Что с твоими дядей и тётей? – я не спросила где они, я спросила именно что́ с ними, потому что желала услышать слова о том, что с ними всё в полном порядке и они сейчас придут настучать мне с Томми по головам за их отпущенную живность, а заодно продолжат нести ответственность за этого ребёнка.

– Они в своей спальне… Спят.

– Спят? – вопрос Томирис прозвучал откровенно напряжённо.

– Ещё вчера не проснулись… – девочка сильно поморщилась от неожиданно резко подступивших к её глазам слёз. И в этот момент я поняла две вещи: первое – ни я, ни Томирис не из тех, кто умеет переносить чьи-либо слёзы (хотя Томми и сделала неуклюжую попытку, слегка похлопав заплакавшую девочку по плечу); второе – я от этой ноши уже не отверчусь (не оставлять же ребёнка одного посреди разбросанных вокруг трупов!).