За последние годы я стал играть в шахматы значительно лучше — спасибо дяде Джулиану. Во время моего пребывания в Аваллоне мы с ним время от времени устраивались в библиотеке и коротали вечерок за бутылкой красного и одной-двумя партиями. Правда, таких вечерков было меньше, чем хотелось бы — Джулиан постоянно находился в разъездах, а у меня была очень насыщенная программа обучения, оставлявшая мало свободного времени. Иногда я играл в шахматы с Марком, но редко. Марк предпочитал настольный теннис.

Тем не менее, я был уверен, что играю в шахматы неплохо. Устраивая всю эту затею с пиктскими принцессами, я больше всего опасался, что выиграть не сумеет ни одна. Это была бы катастрофа.

Катастрофы не произошло.

Наоборот.

Если бы я знал, что игра в шахматы — любимое развлечение здешней золотой молодежи, я бы не стал относиться к предстоящей игре с таким легкомыслием.

Когда я понял, что пиктские принцессы играют в шахматы лишь немногим хуже меня, было уже поздно. Я проиграл двенадцать партий, а еще пять сумел свести к ничьей.

Итого — семнадцать. Семнадцать невест! Кошмар!

Я заметил, что киммерийцы, охранявшие принцесс, начали посматривать на меня с особенным уважением. Они-то были уверены в том, что я проиграл специально. Я же, в свою очередь, был уверен, что семнадцать жен — это чересчур даже для бессмертного.

Проигравших принцесс увели, а слуги начали роскошно украшать комнаты выигравших. Другие слуги вносили в комнаты изысканные блюда. Третьи — платья и украшения. Каждая принцесса должна была быть уверена, что выиграла она одна.

Затем с каждой прекрасной принцессой пришел побеседовать и познакомиться ее прекрасный принц. Точнее, не принц, а герцог.

Все принцессы вели себя по-разному. Одни кокетничали, другие проявляли к своему будущему супругу полнейшее равнодушие, третьи хотя и держались с достоинством, но — это было видно по глазам — мысленно уже примеряли пиктляндскую корону к своей голове.

В конце беседы я задавал каждой принцессе один и тот же вопрос. Я интересовался, какой свадебный подарок она хочет получить.

Одна захотела украшений, вторая — земель, третья — привилегий для своих родственников, четвертая — платьев, пятая — участия в правлении… Потихоньку я начинал скучать. «Неужели, — думал я, — столь блестяще пройдя первое испытание, ни одна не сумеет пройти второе?»

К счастью, этого не произошло. Предпоследняя принцесса произнесла те самые слова, которые я уже и не надеялся услышать.

Я еще раз взглянул на нее — изучая, запоминая… У нее была чистая белая кожа, черные глаза и длинные темно-каштановые волосы, ниспадавшие, когда она сидела, до самого пола. Спокойный, ровный взгляд. Белое платье.

— Ты назвала свое имя, — сказал я на прощание. — Но оно слишком длинное, как и все остальные ваши имена. Нет ли у тебя какого-нибудь другого, покороче? Может быть, прозвище?..

— Есть. — Негромко ответила она. — Гвенуйфар.

«Судьба.» — Подумал я.