В его жизни две реальности одинаково важны, они бегут параллельными путями, но в разных измерениях: высокое общение с Эсхилом, Данте, Байроном и житейские диалоги с близкими в двух десятиметровых комнатах «на Щипке».
И вот что странно: обе жизни равно реальны. Вопрос в другом, которой из двух он более дорожил? Которая из двух была важнее?
III
В октябре 1934 года в семье Тарковских родилась девочка Марина. А в декабре все при содействии друга семьи Льва Горнунга переехали «на Щипок». Жизнь в двух маленьких сырых комнатах цокольного этажа, стирки, кормление, купания, соседи, коммунальная кухня, керосинки, продукты… Перечень бытовых ежедневных забот можно продолжать бесконечно. Мария Ивановна была многоодаренной личностью. И одним из ее дарований была способность поддерживать древний культ очага, дар богини Весты. Сегодня не понятно, как она справлялась с жизнью, уделяя особое внимание воспитанию детей, умея при этом «держать форму». Она мало следила за собой, но природа наделила Марусю не только красотой, но особой врожденной, естественной стильностью, которая видна на любой фотографии, а в «Зеркале» точно угадана и передана пластикой Риты Тереховой. Изящество, тяжелый пучок волос, папироса, что-то своевольное и независимое в любой черте лица, любом движении. Мне рассказала Ира Рауш-Тарковская, первая жена Андрея (она училась с ним в одной группе во ВГИКе), как увидела Марию Ивановну. Чтобы попасть в комнаты, надо было пройти через коммунальную кухню. В кухне на столе, закинув ногу за ногу, сидела Мария Ивановна и чистила картошку. Немолода, в обычном сером платье в мелкую клеточку, которое сидело на ней отлично и, кажется, было на все случаи жизни, она все еще сохраняла свою породистую стильность.
Не нам судить, что случилось тогда, в 1937 году, когда детям было пять и три года и когда Арсений Александрович ушел из дома к другой женщине. Жизнь семьи была дисциплинированно разделена на мелкие промежутки времени кормлений, готовок, мытья. А жизнь человека творческого, хоть и требует дисциплины, но другой. Однако из своего тяжелого быта он ушел, быть может, в еще более тяжелый. Антонина Александровна Бохонова (1905–1951), Тоня – так ее называли – жила с мужем и маленькой дочкой. Арсений Александрович ушел как бы из своей трудной, но родной ситуации в еще более трудную и совсем неродную. Значит, сверчок на печи завел свою песню раньше.
Летом 1935 и 1936 годов семья Тарковских живет в деревне Игнатово (эпизоды того лета вошли в фильм «Зеркало»). Именно к 1935 году относятся стихи «Игнатьевский лес»:
Друг семьи Тарковских, уже упоминаемая Юлия Нейман, вспоминает:
И он ушел. От Маруси. И от детей, которых как будто нежно любил. Да и Марусю он любил. Сердце у него разрывалось от жгучей жалости…
…Конечно, мы, друзья, осуждали его за уход. Но, по правде сказать, не слишком строго. Может, он и правда «ничего не мог поделать». Он ведь был поэт, а поэты, как сказала потом Ахматова, «ни в чем не повинны – ни в том и ни в этом»… И сын его – Андрей, глубоко понимавший отца, оправдал его в своем «Зеркале»[26].
Тоня или, как называл ее Арсений Александрович, Сирена была прямой противоположностью Марии Ивановне. Франтиха-щеголиха, прекрасно одевалась, всегда «по моде и к лицу», весела, добра, великодушна. Надо справедливости ради сказать, что все заработанные деньги делились поровну. Тоня за этим следила. Андрей и Марина ее любили, а в дальнейшем, когда Арсений Александрович покинул и ее, Мария Ивановна очень поддерживала Тоню. Но все это будет потом… А пока в 1938 году ситуация была тяжелой. Мария Ивановна устроилась на работу в 1-ю Образцовую типографию корректором посменно. Хотя жизнь легче не стала, но была сохранена гордость: мужу сама уложила чемоданы и теперь сама зарабатывала деньги.
В их жизнь вошла переписка, т. к. Арсений Александрович много разъезжал, болел и лежал в больницах, была война и послевоенные годы. Они переписывались даже в Москве. Доступная нам переписка – собственность архива А.А. Тарковского, принадлежащая Пушкинскому Дому в Санкт-Петербурге. Письма Марии Ивановны, детей, их рисунки он бережно хранил. Эти документы не требуют комментариев, так ясно, искренно описана жизнь и отношения этих людей.
15 июля 1938 г. М.И.Тарковская – А.А. Тарковскому
Милый Асишка!
Я сейчас шла с работы и собиралась написать тебе предварительное письмо, потому что ты ждешь ответа на открытку, а я Андрюшу увижу только завтра к вечеру. Я работаю сегодня до 12 ночи, ночую у бабушки и утром иду на работу. Короче – письмо с Андрюшей мы напишем только в выходной день 18-го. Вот я и думала об этом. Пришла к бабушке и получила большое письмо.
О деньгах ты не волнуйся, т. е. волнуйся, конечно, но не очень. За этот месяц я заработала 400 р., правда, работала по-каторжному. Один день со сверхурочными проработала в сутки 25 часов не спавши, с перерывом 4 часа, т. е. это уже выходит больше суток. Но нам теперь это запретили, т. ч. за июль у меня будет 300 р. Деньги твои я тратила долго, мне всегда их как-то больно тратить. Живем мы ничего. Что дети не голодают, я ручаюсь, они едят даже абрикосы, а в смысле корма, конечно, не очень шикарно, но они сыты вполне.
По-французски мы читаем, но мало, я очень мало их вижу. Маришка тоже понимает и знает кусочки стишков и со страшным выражением говорит: Yeve-toi, solel! Вставай, солнышко!
Так кончается один стишок. Они бегают голые и босые и купаются. Загорели и очень хорошие. Такие невозможные солнышки, что просто сил нет. С Андрюшей очень хлопотно, он бывает злючкой-колючкой и тогда всем, кроме мамы (меня), делается страшно. А маме не страшно, и поэтому все кончается хорошо. Вот в выходной мы тебе будем писать все трое, тогда ты увидишь, какие мы хорошие.
Андрюша пойдет в школу, я завтра подам заявление (в нулевку (!!)).
Очень весело, так хочется в школу, просто ужас. И такие взрослые сразу станем и умные.
Лето 1938 г. М.И. Тарковская – А.А. Тарковскому