Книги

Армагеддон. 1453

22
18
20
22
24
26
28
30

Феон смотрел, как старик начинает клониться в его сторону. Он уже собирался убрать руку, чтобы она не промокла, когда локоть Сфрандзи соскользнул. Старик вздернул голову, дико огляделся, влажные глаза наконец нашли фокус.

– Э? – сказал он, вытирая рукавом лицо. – Что ты говорил?

– Работа почти закончена, мегас архон, – ответил Феон, хотя он ничего не говорил. – Осталось пересчитать только те, что у вас.

Он указал на корзинку со свитками слева от старика. Справа стояла другая, более полная корзинка с уже проверенными документами. Сфрандзи потер свою клочковатую белую бороду.

– Мне нужно… Не помню…

Он взглянул на первую корзинку в ряду, слева от Феона, где остался только один свиток.

– Ты быстр, молодой Ласкарь. Но твоя семья всегда была такой. Я учился с твоим дядей… Нет, должно быть, с твоим двоюродным дедом, Феофилом. Он побеждал во всех состязаниях в беге. – Старик улыбнулся. – Он еще жив?

– Нет, мегас архон.

Феон постучал по наполовину заполненной корзинке, стоящей между ними:

– Вы желаете это проверить?

Дрожащие пальцы потянулись, отдернулись.

– Я доверяю твоим дополнениям, молодой Феофил. Тебе осталось добавить только одно, последнее, верно?

Феон не стал поправлять имя, просто потянулся за последним куском пергамента. Все переписи делали монахи, и эта, из окрестностей Старого Буколеонова дворца, была написана таким же аккуратным и красивым почерком. Но красота не могла скрыть скудность чисел.

Свиток вновь скрутился; Феон бросил его в другую корзинку, протянул руку, сдвинул три костяшки. Сфрандзи прищурился на абак, сглотнул:

– Готово?

– Да. Вы хотите узнать счет?

Старик нервно огляделся. Ближайшие люди находились за толстыми дверями и стенами.

– Напиши его для меня, сын мой, – шепотом приказал он, надевая толстые очки. – Напиши на латыни. Немногие нынче могут ее читать.

Феон посмотрел на абак, обмакнул перо, выписал числа. Потом высушил чернила, сложил документ, протянул его – и стал ждать.

Сфрандзи не сразу развернул бумагу; он держал ее, будто мертвое, отвратительное насекомое. Потом глубоко вздохнул и открыл.