— Он же чахнет! — Удивился я.
— И ладно, — спокойно сказал царь. — Без него управимся.
— Мне так не понравилось обходить пороги на Волхове, что захотелось сделать запруду и судоходный канал, чтобы торговля процветала.
— Вот ещё, — возмущённо сказал царь. — Хрен им, а не торговлю.
Я засмеялся, а Василий Иванович продолжил возмущаться.
— Они и в зиму неплохо торгуют.
— Думал себе торговлишку улучшить.
— Щас же прошёл?! Чего ещё?! Лучшее — враг хорошего.
Я не понял, что он сказал и задумался.
— Много торговли, тоже нехорошо. У тебя, вижу деньги много. Девать некуда? Мне отдай, я найду куда деть, — сказал царь, снова хитро на меня глядючи. — Я найду на что потратить.
Я тоже смотрел на него и думал, но старался на лицо мыслей не допускать. И что-то мне уже совсем не хотелось становиться подданным этого хитрована.
— Да ладноть, не боись, — рассмеялся Василий Третий. — Ажно лицом побелел. Как думаешь, заступиться за тебя Король, ежели я тебя в полон возьму? В полон возьму, да выкуп потребую?
Я улыбнулся.
— Думаю, что нет.
— То-то же. Здраво разумеешь. Здесь сейчас ни одного заморского гостя нет. Пропадёшь, никто и не узнает, где сгинул. Приехал ты самовольно и как пропал не знамо. А караваны мы твои встретим. А то ишь! «Заранее он предвидел итог наших встреч», — передразнил он меня, и хлопнул в ладоши.
К нам подошли четверо приставов.
— В Троицкую его, — сказал царь Василий Третий спокойно.
Я сидел в Троицкой башне пятые сутки. Ко мне никто не приходил, кроме «кормильца», как я его сразу прозвал. Мне было страшно и хотелось хоть с кем-нибудь поговорить, но «кормилец» молчал. Он даже не заходил, а просовывал в приоткрывавшуюся дверную щель большой медный котелок с жидкой похлёбкой. Воду не давали. У меня таких котелков скопилось уже пять штук. Я всё ждал, когда их потребуют назад и будет возможность поговорить.
Вокруг меня стояла абсолютная тишина и абсолютная темнота. Только дверная щель раз в сутки разрывала мрак колеблющимся от факела, или лампы лучом света. Я не успевал заметить, что это, так это происходило неожиданно.
Я ждал этого момента, но никогда не успевал понять, лампа — это, или факел, и это стало меня мучить.